Тропинка обрывалась у парома. Поблизости никого не было. «Подожду, пока кто-нибудь подойдет. Позовут паромщика, и я пройду заодно».

К парому тянулась вереница телег, груженных сахарной свеклой.

Паромщик появился неожиданно, как из-под земли, и тут же принялся раскручивать цепь. Михай Балог ступил на паром.

Паромщик взглянул на него, но ничего не сказал. Паром рассекал воду, паромщик отпустил цепь, выпрямился и потер спину.

На другом берегу было прохладнее — в первой половине дня солнце обогревало тот берег, откуда он приехал, сюда же доходило только после полудня.

Балог пошел назад по берегу. «Здесь должна быть лоза».

Он спешил, кидался от одного куста к другому. В пальцах ног запутались сорняки. Лозы не было. «Где же лоза, где она, не провалилась же, в самом деле, сквозь землю?»

На противоположном берегу пошли знакомые места. Вон там он оставил одежду и башмаки.

Наконец он добрался до устья, до того места, где Самош впадает в Тису. Тиса гораздо чище. Мутная, бурливая вода Самоша проясняется только тогда, когда сливается с Тисой. Тиса больше, Тиса сильнее, она берет Самош под мышку и уносит с собою.

На другом берегу Тисы росли тополя и огромные акации.

«Пройду по берегу Тисы. Здесь тоже дойду до парома».

Пока он искал дорогу, ему вспомнилось, что здешний паром очень далеко, километров пятнадцать, не меньше. До вечера не доберешься.

«Пройду сколько-нибудь, а там, глядишь, перейду на тот берег».

Только ивовые прутья попадались ему на пути, а из ивовых прутьев корзины не сплетешь. «Едва согнешь, тут же ломаются».

Балог медленно продвигался вперед, он твердо знал, что идет этой дорогой впервые. Отсюда было видно, какие широкие дороги на том берегу.

«Ну да, там ведь пляж, потому и дороги хорошие».

Длинный песчаный пляж сиротливо тянулся вдоль реки. Ветер поднимал сухой песок, над берегом стояло облако пыли. Михай Балог видал этот пляж раньше, тогда он смотрел издали и завидовал. Года два назад они были здесь с женой и смотрели с берега на купающихся. Тогда еще кто-то обвязался воздушными шарами и пытался подняться в воздух — это он хорошо помнит. «Метра на три поднялся, а может, и того меньше».

Ему снова пришло в голову, что время уходит.

«Полдень на носу, полдень на носу», — выстукивало сердце.

Никогда в жизни не обращал он на себя столько внимания, как в последние три дня. То сердце, то грудь, то спина, то ноги, потом снова сердце, снова грудь… Никогда, к примеру, не смотрел он на свои пальцы, ладони, не чувствовал биения сердца, не знал, что такое головная боль… Слабость бывала, но быстро проходила, стоило только немного поспать.

Балог шел по берегу, волоча ноги, ссутулившись, без конца отирая пот, заливавший глаза. «Здесь, в этих местах, никогда и не бывало лозняка». Пройдя еще немного, он окончательно убедился, что искать бесполезно. «Либо повернуть назад, либо перейти на тот берег».

Он подошел поближе к воде, посмотрел направо и увидел посреди реки маленький островок.

«Перейду на тот берег, огляжусь и, если ничего не найду, вернусь обратно по той стороне».

Маленький песчаный островок казался сказочным. Посередке его перерезал овраг, поросший плакучей ивой. На песке блестели камешки и деревяшки, вынесенные на берег водой. Желтоватые камни, кусочки дерева в виде зверюшек, отшлифованные водой ветки, похожие на змей, — все странное, все необычное.

По эту сторону островка вода доставала до колен. Михаю Балогу показалось, что Тиса не течет, а стоит на месте. Он подвернул брюки и двинулся вперед. Перейдя островок, он остановился и огляделся в поисках лозы.

Бесполезно. Он сел, пошарил в карманах, достал спички и одну из сигарет, подаренных сторожем. Закурил. Перебрался поближе к плакучим ивам. Увидел на сигарете мокрое пятно и вытер влажную руку о брюки. Потрогал ногой песок и, загораживаясь от солнца, взглянул на другой берег.

На глинистом, почти отвесном берегу покачивались ряды лозняка — аккуратные, будто высаженные специально. Покачивались — будто камыш на ветру.

Он понял, в чем дело.

Лоза потому росла там как ни в чем не бывало, что никто не мог до нее добраться. Балог встал и подошел поближе к воде. Зрелище настолько захватило его, что он совсем позабыл о времени. Между тем отзвонили полдень. Теперь звон доносился издалека, как будто звонили где-то за лесом.

Балог снова снял шапку. Темное зеркало воды взирало на него в упор из-под нависшего берега, словно человек, насупивший брови.

«Отдохну, а там что-нибудь придумаю».

Он снова уселся под ивой. Медленно и с наслаждением затянулся. Дым растекся внутри и как будто влил в него свежие силы. «Повезло-то как, ведь, похоже, больше нигде нету».

Нужно было перейти через реку. Плавать он не умел. Давеча, когда он шел к острову, вода была теплой, можно сказать, приятной.

«Если здесь так же мелко, тогда дело в шляпе».