– А вот в прошлом годе, - сказал дед Митроха.
– У Мили нашего его немецкая машинка не заводилась. Он, значит, прибегает ко мне и кричит: "Дед, что делать? Не заводится зараза, а мне срочно ехать нужно!". Я сразу по голосу-то понял, что он к этой своей новой зазнобе ехать собрался, а видит, что выходит ему облом, вот он и разнервничался. Так я машинку-то легонько по блоку цилиндров стукнул молоточком - и сразу завелась. Словно почуяла что-то.

– А я считаю, что надежнее наших автоматов человеческий ум так ничего и не выдумал, - сказал Косой авторитетным голосом.

– И немецкие гандоны тоже хороши!
– крикнул от верстака Кривой.
– Такие, зараза, прочные! Только на морозе скрипят, заразы!

Литейщики снова рассмеялись, а Силантий опять улыбнулся. Вдруг со стороны плачущего ангела послышался звонкий сухой щелчок. Все литейщики синхронно повернули к нему головы.

– Дощечка треснула, - тихо пояснил дед Митроха.
– Я сам под него подкладывал. Чтобы не шатался.

– Ладно, - сказал Косой Сивушка.
– Прошу за стол.

В мастерской сразу началось оживление - литейщики быстро рассаживались за столом и перебрасывались веселыми шуточками, как это часто бывает, когда здоровые и голодные люди усаживаются за обильный, накрытый для них кем-то стол, в радостном предвкушении предстоящего им веселого пиршества. Косой извлек из сумки поллитровку самогона и поставил ее на почетное место - точно в геометрический центр стола, а дед Митроха запустил руку под столешницу (там находилась приспособленная им лично потайная полочка) и одним ловким движением выставил рядом с бутылкой четыре чистых граненых стакана.

Кривой взял бутылку и коротким точным ударом по донышку выбил из ее горла самодельную затычку. Экономными красивыми движениями он начал плескать самогон в стаканы. По помещению разлился вкусный и бодрящий спиртовой дух.

– У Марфуши брал?
– спросил дед Митроха.

– Не, - откликнулся Косой.
– У бабы Клавы.

– Это хорошо. У нее завсегда хороший - как слеза, и полевыми травками пахнет.

– Ага.

– А чего ж вы, обормоты, свой агрегат-то не сварганите? Это ж просто. Нужно только у змеевика правильно количество колец рассчитать. Зачем тратится?

– Та ну его. Возни много. Нужно откуда-то органические материалы таскать, искать сахар. Вот если бы у нас было свекольное сельскохозяйственное производство, тогда можно было бы позаниматься, а так... А аппарат у нас уже давно в гараже стоит.

– А, ну да, - дед Митроха обернулся к домне и крикнул.
– Силантий! Чего ты ее гладишь как Подкрышен очередную новую бабу? Иди сюда, будем праздновать католическое Рождество!

Силантий вздохнул и пошел к столу. Там он уселся на специальный, сделанный из автомобильного сиденья, бригадирский стул, кем-то предусмотрительно установленный во главе черной поляны, и взял в огромную ладонь заполненный на две трети стакан. Тост он не говорил, так как у литейщиков было заведено высказываться по очереди, а ему, как бригадиру - в самом конце.

– Ну, прощай, тринадцатый год, - сказал дед Митроха.
– Был ты не простым, как все остальные наши годы.

– Но по сравнению с девятьсот тринадцатым все у тебя росло и пухло, - быстро добавил Кривой Сивушка.

– Бог рождался у тебя в две тысячи тринадцатый раз, - вставил Косой.

– И твой чугун был не самым легким, - подвел итог Силантий.
– Так пусть же в следующем году он будет полегче.

Литейщики не сговариваясь сдвинули стаканы над центром стола, а затем быстро влили их содержимое в себя.

– Ух, хорош!
– на выдохе воскликнул дед Митроха и сразу же схватился за большой соленый огурец.

Сивушки закусывали молча, но быстро, беря со стола все подряд и энергично работая челюстями, а Силантий к еде даже не притронулся. Он поставил свой стакан на стол, поднялся и пошел к выходу из литейной.

– Силантий, ты куда?
– крикнул ему в спину дед Митроха.
– А поговорить?

– Пусть идет, - сказал Кривой.
– Он что-то не в себе, вроде.

– Ага, после совещания расстроился, - подсказал Косой.
– Ну, что, архангелы чугунов и сталей, по второй?

– Наливай!
– махнул крепкой жилистой рукой дед Митроха.
– Только вы, ребята, здесь не правы - Силантий никогда не расстраивается. Не такой это человек, вы его не знаете просто.

– А ты его знаешь?
– спросил Кривой, разливая самогон.

– Немного, - с достоинством сказал дед Митроха, поднимая стакан.

– Ну, так расскажи, чтобы и мы знали.

– Не под Рождество такое рассказывать, - серьезно сказал Митроха.- Оно хоть и католическое, но все же...

Силантий уже вошел в кабинет Крысовского, но двери в коридор оставались открытыми и он все прекрасно слышал. После последней фразы Митрохи про католическое Рождество, Силантий только хмыкнул и уселся в кресло Крысовского. Подумав, он отъехал немного назад и положил на столешницу скрещенные по американской манере ноги в грубых литейных ботинках с толстыми подошвами. Теперь следовало, вроде бы, закурить и Силантий не стал нарушать приличий. Он достал мятую пачку "Беломора", щелчком выбил папиросину и сдавил пальцами гильзу.

На рабочем столе Крысовского стояла тяжелая стационарная зажигалка в виде аккуратной могилки, украшенной простецкой протестантской плитой черного цвета с золотой гравировкой. Силантий не снимая ног со столешницы, согнул их в коленях, и его тяжелое тело подъехало к зажигалке. Неловко изогнувшись, он схватил зажигалку и надавил на надгробие. Могилка раскрылась, показались блестящие стальные косточки, потом крохотный скелетик принял сидячее положение, а из раскрытого рта черепущки полыхнул язычок синего пламени.