– К опокам!
– закричал Силантий Косому прямо в лицо Косого и разжал пальцы.

Глава X

Сны и реальность

Эмилий Подкрышен-Крысовский с большим превышением скорости гнал свой БМВ по центральному проспекту Боброва. Он опаздывал на встречу с Аделькой, которая уже должна была ожидать его у парадного ресторана "Патриций". Опаздывать на подобные встречи Эмилий никогда раньше себе не позволял, поэтому на душе у него было тревожно. И дело здесь было не только в Адельке. Главным образом дело было в том, что он уже точно знал - очередная черная полоса в его жизни началась. Черная зебра показала ему свои зубы и с этим срочно нужно было что-то делать.

Это было теперь понятно Эмилию по особому настроению, которое обычно охватывало его в самом начале вступления в черные полосы жизни, и ошибиться здесь было просто невозможно. Обычно, перед самым очередным вступлением, Эмилий впадал в меланхолию и ощущал тихую грусть, а затем эти неплохие, в общем-то, чувства постепенно трансформировались в ядовитый сарказм, презрение ко всем и вся, а порою так даже и в ненависть по отношению к окружающим на фоне всепоглощающей жалости к самому себе.

Снаружи как-то неожиданно, вдруг, началась сильная метель и Эмилий включил надежные германские дворники. "Как же все-таки глупо и неосмотрительно я живу, - думал он, всматриваясь в лобовое стекло.
– Возомнил себя эдаким сибаритом, а если разобраться, то окажется, что я всего лишь заурядный представитель местного среднего класса, можно даже сказать - весьма среднего. Но все же - с довольно сильным тяготением уже и к высшему местному классу, это несомненно. Ничего, вот придет кризис, и тогда все увидят - какой Эмилий Подкрышен-Крысовский человек на самом деле. Какой он замечательный и дальновидный бизнесмен. Только бы кризис наступил вовремя, не задержался где-нибудь, не заблудился по дороге. Хотя, конечно, водочный бизнес Невзлобина мне не переплюнуть все равно, но это не страшно, ведь водочный и ритуальный бизнесы не враги, не конкуренты, а скорее - союзники. Они органично дополняют друг друга".

Дорогу быстро заносило снегом, и на торпеде загорелся экранчик бортового компьютера. На нем появилась схема подвески с разноцветными колесами - добросовестное немецкое авто сигнализировало Эмилию о том, что сцепление задних колес с дорожным покрытием постепенно и опасно ослабевает. "Какие все-таки милые люди эти немцы, - с теплотой подумал Крысовский.
– Милые и навивные. Думают, что мы здесь вот так несемся по ноздри в снегу, а краем глаза следим за показаниями бортовых систем их надежных карет, изучаем цифры, всматриваемся в символы. Добрая старушка Европа, одним словом, что с нее взять". После этой мысли Эмилий понял, что уже понемногу начинает хандрить - вот и немцы стали ему уже не такие...

"А все-таки, с чего же началась эта черная полоса, - продолжал размышлять Эмилий.
– Неужели с отмены злосчастной новогодней поляны для моих наемных работников? Ведь Митроха из моего кошмара дал мне это понять весьма определенно. Неужели представители нашего низшего класса настолько чувствительны к подобным вещам? А я взял и вот так, походя, обидел этих славных простых людей, этих скромных тружеников. Нужно было не покупать это колечко, а надо было плюнуть на все, заехать к Аслану и взять у него пару ящиков осетинской "Столичной", черт с ним, ну и закуски разной, конечно, сырков там украинских, шпротов эстонских и прочей дряни. Приехал бы на фирму и сказал: "Да вы че мужики всерьез обо мне такое подумали? Я же пошутил! Нате вот - пейте и кушайте на здоровье, с наступающими вас..."

Хотя, с другой стороны - разве Аделька не достойна этого несчастного колечка? Конечно, достойна. Вот и получается, что нельзя быть хорошим для всех. Или-или, либо-либо. Ибо - ибо или так, либо вообще никак. Вот так! Да нет, все я сделал правильно, колечко Адельке нужнее, а низшие классы как-нибудь перетопчутся, без этих земляничных полян, в самом-то деле. Да они ведь еще и подворовывают у меня, наверное. Вот сердцем чувствую, что да - воруют, а как - понять не могу, все барахло вроде на месте и улыбаются все, как Золушки перед балом. Какой, однако, вокруг неприглядный вид!"

Действительно, метель понемногу набирала силу и плывущие навстречу БМВ углы серых хрущевок в свете немецких фар выглядели ужасно. Казалось, что они выныривают из мглы только для того, чтобы тут же в ней снова и утонуть. Дорога была абсолютно пустынной, и Эмилий почему-то почувствовал ужасное одиночество. "Вот заносчивые москвичи ругают свои пробки, - подумал он, - и даже не подозревают, какое это счастье - находится в тесном кругу людей, занятых одинаковыми проблемами, озабоченных одинаковыми вопросами. А, кроме того, там можно опустить стекло, поговорить с соседом, поделиться с ним своими проблемами, поругать власти, покопаться в интернете, почитать книгу. Да в пробке можно даже позаниматься кадровыми вопросами, жениться прямо там, в салоне какой-нибудь "Мазды", а потом кого-нибудь родить все в том же салоне. А здесь? Того и гляди из-за хрущевки пара волков прямо на дорогу выскочит. Или еще хуже - древние пьяные матросы встанут у заснеженной обочины и своими винтовками голосовать начнут. И все же - когда эта проклятая черная зебра наступила мне копытом на горло?"

Эмилию вдруг показалось, что огромная черная зебра смотрит на него откуда-то сверху - прямо из холодного Космоса. Он даже нагнулся к рулю и посмотрел вверх. Из-за метели ничего не было видно. "Да и как мне рассмотреть черную зебру в черном космосе?
– с грустью подумал Эмилий.
– Разве что если она улыбнется во все свои тридцать два ужасных зуба? Чур меня - думать о таком перед этим самым... Перед "Патрицием", перед Аделькой, но как все-таки не вовремя приходит эта... эти... это животное".

Вдруг колеса на экранчике компьютера покраснели, и он начал тихонько наигрывать бранденбургский марш, а затем неожиданно погасли все придорожные фонари.

– О, майн гот!- воскликнул Эмилий, почему-то на неродном для себя языке, и ударил по тормозам.

Он успел включить дальние фары и вывернуть руль вправо, но БМВ уже вошел в состояние свободного полета. Немецкое авто летело над поверхностью заснеженной дороги, плавно вращаясь и приближаясь к стволу совсем простецкой на вид, но очень толстой березы.