В том, что все у нее получится с карьерой юриста, Люся не сомневалась ни минуты, ведь у нее в книжном шкафу была специальная полочка, плотно заставленная аккуратными бумажными скоросшивателями, а провожая Адельку на работу, Люся всегда давала ей с собою крошечный японский диктофон.

На обложке скоросшивателей аккуратным школьным почерком были выведены порядковые номера и короткие, словно у французских романов, названия. Например там были такие - "Скользкий Йорик" (Дело 4), "Пампушечка" (Дело7), "Товарищ Строго" (Дело11), "Зацелуйка" (Дело 13), "Мистер Вабанк" (Дело5), "Сгусток Воли" (Дело3), "Пушистый Сибарит"(Дело18), "Сгусток Вони" (Дело 2) и еще пара десятков им подобных. И эта полка постоянно пополнялась новыми делами, а старые дела непрерывно росли и пухли. Это происходило потому, что все клиенты Адельки становились необычайно болтливыми после секса, что было чрезвычайно полезно для будущей прокурорской карьеры Люси.

Иногда, Люся видела один и тот же удивительный сон. В этом сне она, в строгом синем мундире с майорскими звездами и сильно зауженной юбке с совсем небольшим разрезом, летящей, раскованной походкой заходит в пустой зал судебных заседаний. Справа, у стены, стоит огромная стальная клетка, плотно набитая полуголыми жирными мужиками в развратных костюмах то ли кролей, то ли зайцев, всех цветов и расцветок. Зайцев так много, что они уже не помещаются в клетке и их ягодицы, тяжелые меховые хвосты, мохнатые уши, руки и ноги выпирают наружу. При виде Люси все кроли начинают страшно волноваться, качать клетку и громко кричать дурными, совсем не кроличьими голосами. Впрочем, два огромных омоновца со зверскими лицами их быстро успокаивают телескопическими дубинками, прямо через прутья решетки.

Но Люся совсем не обращает на кролей внимания, она их не видит, ей нет до них никакого дела. Летящей походкой она идет к столу, за которым сидит седой старичок в тяжелой, чем-то похожей на рясу, черной мантии. Старичок улыбается и смотрит на Люсю добрыми глазами, а она улыбается ему в ответ. В руках у нее большая красивая папка в сафьяновом переплете, а в ней стопка исписанных десятым кеглем листов. Внизу каждого листа в графе "Обвинительное заключение", четким прокурорским почерком написано: "Моральный урод (извращенец). Семь лет строгого режима?"

И вот Люся уже у стола. Она начинает умело выкладывать эти листы на стол, а улыбающийся старичок быстро бьет по ним большим деревянным молотком. После каждого удара на листах остается отчетливый оттиск: "Утверждаю. Семь лет лагерей строгого режима с пожизненным поражением в сексуальных правах посредством химической кастрации".

Зайцы в клетке уже не кричат, а воют ужасными, нечеловеческими голосами и омоновцы работают своими страшными дубинками очень быстро, но это уже не помогает. Все это продолжается до тех пор, пока старичок стучит по обвинительным заключениям своим молотком, а затем Люся спокойным прокурорским голосом говорит омоновцам: "Отправляйте" и отходит к окну. Старичок горестно качает головой, печально улыбается, берет пробитые молотком листы и уходит в совещательную комнату.

Вскоре в зал заходят еще омоновцы, а потом еще и еще. Совместными усилиями они устанавливают клетку с кролями на низенькую грузовую тележку (такие тележки Люся видела во время работы на ЗТЛ) и вывозят ее из зала.

Омоновцам тяжело толкать эту тележку, но они не подают вида, ведут себя мужественно и даже перебрасываются шутками. Люся достает длинную черную сигарету, щелкает крошечной никелированной зажигалкой, выполненной в виде браунинга (такую же игрушку она нашла однажды в столе у Бычина) и смотрит в окно.

На улице, прямо под окном стоит ветхий железнодорожный вагон-теплушка, со сдвинутой на сторону массивной дверью и изнутри слышно тихое, но грозное рычание. А вот и клетка - омоновцы уже вывезли ее из дубовых дверей здания суда, а теперь по наклонной аппарели заталкивают в темный зев вагона. Зайцы кричат и трясут прутья, омоновцы толкают клетку из последних сил, а из вагона уже слышен не рев, а жуткий хохот и его стены даже начинают вибрировать мелкой дрожью. Вдруг какой-то кроль или заяц замечает одинокий стройный силуэт в окне. Он толкает своих соседей по клетке в бока, спины и морды, тычет пальцем вверх и те начинают тянуть к окну свои мохнатые лапы, скулить и хлюпать носами. Они машут Люсе, пытаются привлечь ее внимание к себе, к своей страшной судьбе. И это им удается. Люся открывает форточку и выбрасывает кролям короткий шелковый пеньюар и пару кружевных чулок. Чулки падают на крышу клетки и тут же исчезают внутри, а пеньюар падает медленно, постепенно увеличиваясь в размерах, словно бы превращаясь в огромный парашют. Вскоре он накрывает клетку прочным белым покрывалом, и крики кролей постепенно стихают под ним, а сама клетка вскоре исчезает во тьме вагона. Омоновцы вытирают пот рукавами, задвигают дверь теплушки и опечатывают ее свинцовыми пломбами. Затем вагон, раскачиваясь и подрагивая на рельсовых стыках, раскачиваясь и подрагивая, самостоятельно, без помощи паровоза, уходит к далекому горизонту.

Люся очень любила этот сон, за его метафоричность и глубокий юридический подтекст, а Аделька - за эротическую составляющую и иногда они смотрели его вместе, обмениваясь по ходу просмотра мнениями и замечаниями. Аделька, например, говорила, что пеньюар должен быть черным, а Люся возражала и резонно замечала, что этих кролей отправляют ведь не на Крит...

Глава XI

Ресторан " Патриций "

В тот вечер, когда Подкрышен бежал к ресторану "Патриций" по центральному проспекту Боброва, Люся торопливым шагом приближалась к нему с противоположной стороны. Она тоже опаздывала на встречу. Дело в том, что сегодня она работала по вызову на одной из загородных вилл и ее владелец - очень перспективный в юридическом плане клиент с рабочим псевдонимом "Пампушечка" пару часов назад, под большим секретом и во всех подробностях поведал ей о том, как ему удалось продать два вагона автоматных патронов каким-то темным личностям.