– А вот откуда. Здесь раньше по краям Яра два деда жили - дед Полнобрехов и дед Пустоправдин. И вот любили они по этому самому лесу гулять и спорить, что на свете всех сильнее - полная брехня или пустая правда. Лес этот уже тогда от этих разговоров меняться начал - сначала белки из него ушли, потом бабочки улетели, и лоси ускакали, а скоро березы почернели да в сосны и превратились, за редким исключением, конечно, а иначе здесь бы вообще пройти было невозможно. А тем дедам все похрен - знай себе, спорят. И спорят и спорят, и спорят и спорят, окаянные. И вот однажды они до того доспорились, что Полнобрехов Пустоправдина таки переспорил, забил мозгами своими брехливыми, значит.

– И что?

– А ничего. Пустоправдин дико закричал, а потом превратился в туман и улетел, никто до сих пор не знает - куда. А дед Полнобрехов-то вскоре и помер. Скучно ему жить стало, выходит, без этих споров. Вот как бывает. Правда, некоторые его дальние потомки до сих пор вокруг проживают и даже в большом количестве, потому и Яр этот называют Побрехоткиным, да только спорить им больше особо не с кем стало, и лес этот словно бы сразу задубел на морозе, а местами так и вовсе заледенел.

– Что это за странная и мрачная бобровская сказка?
– удивился Эмилий.
– Ерунда прямо какая-то.

– Да в сказке-то все наоборот как раз, - сказал Митроха.
– В сказке-то дед Полноправдин с дедом Пустобреховым на вершине горы борются. И дед Полноправдин в сказке той, естественно, побеждает, а гора после этого сразу же превращается в цветущий Олимп. А здесь, какая же сказка? Здесь самая настоящая жизнь Миля, паренек...

– Ну, может и так, - не стал спорить Подкрышен.
– Да только откуда здесь такие пушистые привидения появились?

– Понаехали, - коротко сказал Митроха.
– Пойдем дальше.

Они начали осторожно продвигаться по тропинке, но не успели сделать и десятка шагов, как сзади что-то ухнуло и захлопало то ли крыльями, то ли меховыми перепонками. Эмилий успел увидеть только, как Митроха заваливается на бок, одновременно выдергивая финку из-за голенища, а потом его сильно ударило в затылок, и он тут же плашмя свалился в снег, на несколько секунд потеряв сознание.

– Миля! Очнись!
– начал кричать Митроха.
– Здесь нам задерживаться никак нельзя, иначе до знающего человека не дойдем!

– Что это такое?
– спросил Подкрышен, с кряхтением поднимаясь на ноги.
– Разве можно так по голове человека бить? Так ведь и совсем голову отбить можно.

– Да нет, - сказал Митроха.
– Так голову человеку отбить нельзя. Это Пичужка Свиристель с тобой играется.

– Хороши игрушки, - бормотал Подкрышен, нащупывая в снегу свою палку.- Какая еще Пичужка?

– Ученые люди ее еще Статуйным Эхом называют, - пояснил Митроха.
– Говорят, что ее Ельцин с собой привез, когда ездил американскому статую ихней свободы поклоняться. А теперь оно здесь как бы маленько заплутало и на весь белый свет озлобилось, а назад к статую все никак вернуться не может, вот от обиды и озорничает. Увидит одинокого путника, подлетит сзади и клювом ему прямо по затылку.

– Так это оно меня клювом так садануло?
– спросил Эмилий, растирая затылок.
– Ничего себе.

– Ну да. Лапы-то у него пока некрепкие, когти короткие, но клюв приличный - длинный и твердый как сталь, а вокруг-то ни души, вот оно и развлекается пока, как может.

– Нужно было ведро на голову надеть, - сказал Подкрышен, поправляя шапочку.
– Или кастрюлю.

– Да люди говорят, что от Статуйного Эха это не помогает. Наоборот, раззадоривает его только. От него здесь только одна защита - если салом затылок как следует натереть, только не медвежьим, а свинным, а не то как раз обратный эффект получается. А вот поросячье сало оно, Эхо это, нутром своим чует и оно у него такую сильную оскомину вызывает, что оно, значит, натертого салом человека десятой дорогой облетает. Натираешься салом и можешь гулять спокойно, правда, оно здесь не от всего помогает. Ну, ты как - оклемался?

– Почти, - недовольно сказал Подкрышен.- А что же ты меня раньше не предупредил?

– На счет сала-то? Да я думал, что ты не поверишь. Так ведь и сало волшебные свойства приобретает только здесь, а за пределами Побрехоткина Яра оно все равно как обычная еда. Хочешь натереть? Сало у меня есть.

– Давай, конечно. Ведь если оно еще раз так по затылку стукнет, национальная идея мне будет уже без надобности.

Митроха развязал мешок, развернул тряпицу и отрезал финкой крошечный кусочек сала.

– На, - сказал он, передавая сало Подкрышену.
– Потри хорошенько затылок, а особенно уши, чтобы совсем скользкими стали и шапочку тоже не забудь - немецкий запах на всякий случай перебить.

Подкрышен начал тереть затылок салом, косясь на летающие вверху черные тени. Покончив с затылком, он легонько натер уши, потер шапочку и хотел выбросить остатки волшебного сала в снег, но Митроха его остановил.

– Лучше в карман спрячь. Мало ли, здесь волшебное сало всегда нужно наготове держать. Оно здесь хоть и не от всего, но от многого простому человеку помочь может.