Шрифт:
Карел засмеялся.
– Вечный спор оптимиста и пессимиста. Ладно, оставим этот разговор. Ты куда теперь?
– Домой. Провожать меня не надо.
– Хорошо, я останусь. Пойду к Сарджи.
– Когда он очнется?
– Через час-другой.
Ласкар вышел из лаборатории и не стал ждать машины. Он пошел пешком.
Город переживал лучшее время года. Буйно разрослись цветы и деревья, улицы превратились в зеленые тоннели, скверы благоухали ароматом роз, теплый ветер перебирал листву, кроны каштанов и платана глухо шумели, в зеленых объятиях лета даже жалкие хижины бедняков выглядели дворцами. А за городом ласкалось к берегу зеленоватое, теплое море. Оно нежилось под солнцем, играло с его лучами, манило к себе людей. Бухта пестрела цветными лодочками, ласковый ветер надувал белые треугольники парусов. Люди медленно шли по улице, они выглядели счастливыми, добрыми и красивыми в своих летних, ярких одеждах. Всюду слышался смех и веселый разговор.
Одинокий Ласкар проходил по улицам города, вдыхал залах цветов и думал о том, как бесконечно хорош и заманчив мир, в котором мы живем, как обаятельно-красива Земля, выхоженная тысячами людских поколений, разукрасивших ее городами и садами, возделанными полями и укрощенными реками. Только бы жить да жить, наслаждаться любимым трудом, работой, красотой мира, любить, чувствовать тепло, смеяться и слушать смех детей. Увы! Слишком короток осмысленный человеческий век, безрассудно короток, да к тому же еще осложнен нелепыми столкновениями, всяческой бедой, мыслями о войне и самой войной, обманом, глупостью, совсем не совместимыми с гармонией природы и красотой Человека, Земли и Солнца.
Может быть, теперь удастся что-нибудь сделать для человечества. Подарив людям еще одну жизнь, не помогут ли они долголетним счастливцам по-новому оценить свое время на Земле, не откроют ли им глаза на Прекрасное, мимо которого многие проходят безучастно, одолеваемые своими мелкими горестями и обидами? И век коммунизма, к речам о котором так благосклонно прислушивался Ласкар, - не есть ли это тот самый век Прекрасного? Если это так, то долгая жизнь явится полноценным вкладом в это светлое будущее человечества.
Он шел и мечтал. Лицо его разгладилось, глаза сняли, и никто бы сейчас не узнал в нем того хмурого, задавленного грузом забот физика Ласкара Долли, который делал когда-то самую страшную работу на земле - своими руками охаживал почву, на которой уже другие физики выращивали адские бомбы.
Незаметно для себя он начал думать о Памеле и, в который раз!
– вспоминать только хорошее, связанное с ней. Он видел перед собой ее лицо, слышал ее глубокий, убедительный голос, чувствовал в своей руке ее горячую руку, и боль утраты опять сдавила ему сердце. Если бы она была здесь, рядом с ним в такой серьезный момент его жизни! Увы! Она далеко и, конечно, потеряна… Когда удастся эксперимент и он начнет вторую жизнь, будет ли эта жизнь счастливой для него, утратившего самое дорогое - любовь? Вот этого он не знал.
Ласкар пришел домой, снял плащ, походил по пустым комнатам, в которых уже установился запах нежилого, отпустил прислугу и остался один.
Он спустился в сад, посидел над обрывом, прислушиваясь к далекому гулу на главных улицах города, и закрыл глаза. Покой, о котором он с таким вожделением думал несчетное число раз, сейчас не принес ему ни малейшего удовольствия. Какой же это покой, если щемящее чувство заброшенности не покидает тебя? Покой без любви, без участия - это уже не покой, а скорее тихая беда.
Ласкар поднялся и вошел в комнаты. Нет, и здесь то же самое. Тогда он оделся и снова вышел на улицу в сумерки раннего вечера, когда еще не зажигались огни и под навесом из потемневших платанов только начал скапливаться сиреневый туман - разведчик ночи. Здесь хоть люди, голоса, смех.
Карел звонил брату раз, другой, третий. Телефон молчал. Обеспокоенный, он помчался к нему, но нашел дверь запертой. Не зная, что и думать, Карел постоял у дома, пытаясь погасить тревогу, царапавшую по сердцу, потом, махнув рукой, перелез на виду у прохожих изгородь сада и, увидев незапертое окно, прыгнул внутрь дома.
Никого… Где он? Куда ушел? Искать бессмысленно, город велик. Карел позвонил в лабораторию и сказал Полине, что задержится. А потом забрался на подоконник и, спустив ноги в сад, уселся, как мальчишка, с сигаретой в зубах, решив про себя, что будет сидеть так хоть всю ночь.
Вернувшись, Ласкар увидел: в доме у него горел свет. Он быстро вошел. Карел…
– Это ты?
– в его голосе явственно прозвучало разочарование.
– А ты думал кто?
Ласкар не ответил, но Карел уже понял, кто был бы самым желанным гостем для брата.
– Я рад, что ты пришел, - сказал Ласкар, справившись с собой.
– Давай вместе ужинать. Что там нового?
– Сарджи спит, словно новорожденный младенец. Я уже подумывал, а не разбудить ли его раньше срока. Судя по всему, опасность позади. Он начал жить. Девять шансов из десяти - жить назад!
– Слушай, - сказал вдруг Ласкар, не гася улыбки на своем лице.
– Если все пойдет нормально, повторятся ли у него разные неприятности, связанные с изменением в организме?
– Не понимаю.