– Твой друг мог чем-то провиниться?

– Он сумел. Хотя ты его, вероятно, похвалишь: он, мало того, что передавал всем мои слова, ещё пошел и на открытый конфликт с генетиками. Не дал проводить опыты на неполноценных!

– Что ж ты сразу с этого не начал? Как это произошло?

– Расскажи-ка сам, Ги.

– Это было на станции “Дарвин” – её орбита за Ураном. Ну, прилетели туда: думаю, подзаправимся и улетим – что там делать? Но диспетчерского распоряжения не было: вместо пары дней застряли почти на неделю. Ладно, думаю, время терять не буду: потолкую с кем надо. На станции народу немного; в основном, генетики.

Стал говорить с инженерами обслуживания – тут узнал, чем эти миляги, генетики, занимаются там: мутационными изменениями организма под действием различных доз космического облучения. На ком только можно: дрозофилах, мышах, свинках, собаках, обезьянах. Плюс – на неполноценных. Опыты – небезобидные: отход, как спокойненько выразился один из тамошних инженеров – солидный. Труппы сжигают: их использование может дать непредвиденные результаты.

Я заинтересовался. Он без ведома генетиков показал мне два трупа, лежавших в стеклянной камере. Внешне – что-то совершенно кошмарное: ненормальные пропорции, неимоверно гипертрофированные части тела. Аж смотреть страшно! Непонятно – как только они могли двигаться.

Я спросил его об этом.

– Кое-как двигались. Зато с помощью их семени получают потомство с гипертрофией нужных органов. Лучший материал для пересадок. Это теперь основное направление работы здесь. Раньше здесь над ними только проводили опыты по мерам космической безопасности и выведению индивидуумов повышенной устойчивости к условиям открытого космоса.

– Давно здесь сменили тему?

– Говорят, лет тридцать назад – после начала ограничения отбраковки.

Порассказал он мне немало. Я спросил его, как он сам ко всему этому относится? Он пожал плечами: ведь это нужно для хирургического ремонта – какие тут могут быть вопросы? Я ему ответил: прокомментировал то, что знал он, с нашей точки зрения. Ерунда, сказал он, просто бред и сентиментальная чепуха, а не трезвый, рациональный подход к явлению. Но задумался.

Я его не трогал пару дней. Потом увидел, что он начал сдаваться. Отличный мужик: космонавт. Главное, он сам потолковал с остальными инженерами. Поспорили они между собой и взялись за меня: выкладывай подробненько – что и как. Слушали меня – и кое до кого доходило.

Начали они толковать и с генетиками, приводить их ко мне. Тоже – разные ребята. Большинство считали и считают, что всё правильно – и нечего мудрить. Человека три из них, однако, слушали.

Тут как раз крейсер прилетел с Земли: привез новую партию подопытных.

– Ну что? – спрашиваю тех, кто был хоть в чем-то со мной согласен. – С этими будет то же самое?

– А что?

– Знаете, друзья, воткнул бы я вам кольца в нос и перья в голову, да раскрасил бы тела поярче. Совсем натурально выглядели бы!

– Что мы: первобытные дикари?

– А кто же? С вашими взглядами можно спокойненько снимать скальп с живого человека.

– Но мы сами-то этими опытами не занимаемся, – отвечают инженеры.

– Но вы же видите – и молчите.

– Ну, и ты: видишь – и молчишь!

Как я мог стерпеть? Я, космический спасатель? Мы всегда спешим на помощь, когда гибнут люди. И тут были люди: они гибли от рук других – их специально губили.

Всё полноценное население станции собиралось вместе только по четвергам: на пир. Мало подходящий момент, но другой возможности не было: когда до меня дошла очередь произнести тост, я высказал им всё, что думал, и потребовал прекратить бесчеловечные опыты. Что тут началось! Но большая часть инженеров, не ожидавших, что я решусь на подобное, встала на мою сторону.

– В космонавтах всегда было больше человеческого, чем в живущих на Земле, – заметила Ева.

– И даже два генетика присоединились ко мне. Мы изолировали остальных генетиков от неполноценных – вновь прибывших и уже используемых, прекратили проведение над последними болезненных опытов.

– И что было потом?

– Мы послали радиограмму на Землю с сообщением об этом и призывом прекратить опыты над ними повсеместно. В ответ пришло распоряжение инженерному персоналу прекратить несогласованные действия, а мне – приказ на спасательный полет. Не выполнить его я не мог – тем более, что сам уже перехватил “SOS”.

Пока летал, с Земли на “Дарвин” прилетела смена. Всех инженеров и несколько генетиков вызвали на Землю. Вызов получил и я.

– Значит, собираются судить?

– Пусть: у меня будет, что сказать на суде. Я знал, что так и кончится: всё, что увидел и услышал – записано, и с записью я никогда не расставался. Ты перепиши её, Капитан – пригодится.

– Безусловно!

– А что на Земле?

Дан рассказывал – и одновременно думал, что события вот-вот могут заставить его выступить по всемирной трансляции – объявить открытую войну Йоргу. Суд над Ги превратится в суд над тем, что породил кризис.