Судорожно дышу, обнимаю ноги и начинаю бить по ним кулаками, сжав зубы от боли. Солёные слёзы стекают по подбородку и падают на серую ткань, впитываясь в неё. Быстро вытираю их ладонью, но делаю тёмные пятна лишь темнее. Забиваюсь в угол, уткнувшись лбом в колени и попытавшись успокоиться. Тщётно, обида продолжает сильной рукой сдавливать все органы и делать болезненные инъекции, от которых тело готово разорваться.

Я просто хочу быть обычной девочкой с улыбчивой мамой и счастливым отцом.

Я просто не хочу быть полубогом с печальной матерью-богиней и отцом с разбитым сердцем.

Так, Фитч, угомонись. Ты же сильная. Сильные не плачут. Сильные держат всё в себе и никому ничего не показывают, смирившись со своими чувствами.

Утираю слёзы и махаю ладонями перед лицом, прогоняя красноту. Восстанавливаю дыхание, но сердцебиение по-прежнему сходит с ума. Горло непроизвольно сокращается, а желудок скручивает, однако тошноту я смогу сдержать. Тошно от всей этой роскоши, от их одеяний и украшений, от молчания, которым меня одарила мать. А мне нужны были её слова, тепло и широкая улыбка. Мне нужна была весна в сердце, к которой она могла воззвать. Но не воззвала.

Отряхиваю джинсы, поднимаясь на ноги, после чего нажимаю кнопку первого этажа, прижавшись спиной к холодной стене.

И я прекрасно знаю, что больше здесь не появлюсь.

***

От лица Луки.

Я так нервничал, надеясь поговорить с отцом, а нас всех знатно обломали, ведь многие поникли. Печально сознавать то, что я оказался в этом числе, как и Элизабет, куда-то внезапно пропавшая после того, как мы почти закончили экскурсию. Видя, что её глаза тускнеют с каждой секундой, а губы двигаются в беззвучии, я понял, что она тоже ждала разговора, и не такого, каким удостаивают своих детей боги, а такого, какой происходит между мамой и дочкой.

Она не знает, что дети богов – разбитые вдребезги фарфоровые куклы со стеклянными от слёз глазами.

Она не знает, что дети богов – выкинутые из гнезда птенцы, которым так нужна была особая любовь.

Беспричинная. Просто з существование, а их отношение складывают впечатление о том, что мы все тут ошибки, что нас просто вытолкнули на свет, при этом поливая проклятьями. Дислексия тоже стала проклятьем, ведь не позволяла устроиться в социуме, как обычный ребёнок без странностей в генах.

Тяжело вздыхаю, следуя за теми, кто ещё не разбежался по углам последнего в экскурсии храма. Мы, что, приехали сюда, чтобы показать отчаяние и печаль своим родителям? Они это прекрасно видели, наблюдая за нами в лагере, так что эта поездка – самое худшее, что со мной когда-либо свершалось, не считая инцидента с матерью. Прохожу ладонью по влажным от духоты волосам, тяну ворот футболки, но он совершенно не сжимает шею. Сжимает шею сознание собственной никчёмности и бесполезности. Размеренное дыхание не спасает губы от увечий. А внешнее спокойствие не спасает внутренний бушующий ураган, сметающий всё на своём пути.

========== Глава 12 ==========

Комментарий к Глава 12

Прошу прощения за задержку. Не было настроения. :(

And everyday I am learning about you

The things that no one else sees

От лица Луки.

Миновав сотню этажей на лифте, я понимаю, что все полубоги ведут себя предельно тихо, и лишь изредка от них можно услышать тихий шёпот, не касающийся больной для многих темы. Этот запрет предательски давит на плечи, вызывая усталость, так что возвращаться в автобус спешат все, кроме меня, ведь иду на практически негнущихся ногах. Мои мысли где-то совсем далеко, за пределами понимания. Я нахожусь в себе, и в то же время нигде, словно «меня» - уже не существует. Волнительный разговор с отцом приобрёл негативные краски, потому что, скорее всего, он даже не стал спорить с этим правилом, не желая вести беседы со стольким количеством детей. Всё же, наш домик самый населённый, даже если забыть про непризнанных.

Заходя в уже заполненный салон, улавливаю взглядом девушку, которую едва смог распознать. Она, уткнувшись в стекло лбом, скрывается за тканью капюшона, поэтому, опускаясь рядом с ней, абсолютно не спешу бросить что-нибудь едкое или саркастичное. Ей это сейчас ни к чему. И так нехило досталось, ведь взгляд Зевса был ощутим для всех, его гнев разряжал воздух и накалял его. Тихое шмыгание носом оповещает о том, что Элис плакала. Это однозначно не ускользнёт от моего внимания, как бы она не пыталась это скрыть. Мы все получили огромной силы оплеуху, выбившую мозги из черепа. Оправиться от этого будет трудно, но легче всего просто забить, засунуть это в воображаемую коробку и закопать глубоко, чтобы потом не откапывать. Но шатенка не сможет этого сделать, ведь она другая.

Автобус трогается с места, так что тянусь к блокноту, продолжив рисовать закорючки, в которых и сам не вижу смысла. Заполняю почти весь лист, перелистывая и принимаясь вновь за дело, в течение которого не почувствую время. Время для меня стало самой длинной и бескрайней рекой. Чешу затылок, заметив, что девушка не двигается и больше не издаёт звуков. Кажется, я даже не могу уловить её дыхания, поэтому обеспокоенно, не знаю почему, дёргаюсь, хватаясь за хрупкое плечо, но она напрягается всем телом, опровергая мою безумную теорию. Снимает капюшон и хмуро смотрит исподлобья, сжав губы, что тут же побледнели.