– Она моя дочь. И я не обязана скрывать своё дитя, если у неё лишь одна нить судьбы. – хмурые брови, похоже, передались по наследству её маленькой девочке с глазами отца. Воспоминания позволяет ей держаться достойно перед богом гроз и молний.

Маленькое существо с пока что синими глазками смотрит на мать с такой любовью, которую передать словами – сломать себе голову. Крик и первый вдох вызывают улыбку на лице, покрытом капельками пота. В больнице никто не знал, что она богиня. В больнице никто не знал, что сейчас на свет появился ребёнок, чья мать предала саму себя. В больнице никто не знал, что она чуть не переломала мужчине руки, пока проходили роды.

Зевс ничего не говорит в ответ, так как не видит в этом смысла. Его дочь слепа и глупа, раз позволила этой девчонке жить в полную силу. Она вообще не должна была жить, не должна была дышать и чувствовать, она не должна была рождаться. О ней никто не должен был знать, а теперь узнали все. И он не удивится, если и другие боги прознают об ошибке Артемиды.

Что ж, она сама запятнала собственную честь и показала себя не в лучшем свете.

***

Я смотрю в окно, провожая высокие деревья взглядом, пока ветер треплет мои тёмные волосы, кидая некоторые пряди в лицо парню, что сидит рядом. Солнце медленно поднимается над городом, но не греет, ведь в автобусе работают обогреватели. Тяжело вздыхаю, переводя взор на Луку, который, не зная чем заняться, забрал мой блокнот и теперь рисует какие-то непонятные кривые узоры. Хмурюсь, пытаясь понять что это, но ничего не удаётся.

Он, почему-то, всё время психует, готовясь смять лист с рисунком, а потом вспоминает, что это не его вещь. Кусает губы, сжимает пальцы на переносице и бегает взглядом лазуритов по всему салону, не желая встречаться с моим. Собираю волосы в пучок, так как они начали лезть в лицо и мне. Стук карандаша по бумаге отвлекает от новых мыслей, только что пришедших в голову, поэтому вновь поворачиваюсь к парню. Его глаза устремлены вперёд и вроде бы никуда, а нервы на пределе, ведь руки дрожат. И чего он нервничает? Понять не могу.

Мы в пути не так долго, но меня начинает укачивать и клонить в сон, чему сопротивляюсь со всеми силами, что остались после бессонной ночи и встречи с медведем. Мои нервы были готовы лопнуть от перенапряжения, а лёгкие падали на коврик с заострёнными иглами. Шумно глотаю скопившуюся во рту жидкость и возвращаюсь к рассматриванию местности. Всё так скучно и ярко. Голубое небо, не затянутое грозовыми тучами, раскалённое добела солнце, заставляющее жмурить глаза, и зелёный хвойный изредка широколиственный лес. Через окно холод проникает под складки ткани, поэтому сильнее вжимаюсь в ткань толстовки, улавливая тихое бормотание со стороны Кастеллана.

Под его глазами залегли тени, как и у меня, но я-то привыкшая к бессоннице, пусть это и вредно, а он нет. Кладу руку на блокнот, намекая на то, что нужно хотя бы немного поспать, ведь по его виду можно сказать, что сон сегодня для него был недоступен. Устало вздыхает и с толикой раздражённости смотрит на меня, принимая предложение и откладывая бумагу с карандашом.

Засыпает он быстро, что слышу по тихому сопению, но всё равно изредка просыпается, вздрагивая. Да уж, без внимательного наблюдения я бы сказала, что он дёрганный и потрепанный жизнью. Может, второе правда, да и первое чуть-чуть, но он явно нервничает, а причина мне неизвестна. Скольжу рукой по блокноту с узорами, хмуро вглядываясь в каждую линию. Я не знаю, почему пытаюсь понять бессмысленные закорючки. Словно я пытаюсь понять самого парня. Но, ничего подобного, я сама себе не позволю прочитать эту книгу с яркой лазурью волн на обложке просто потому, что я таких не люблю. А каких?

Зависящих от толпы и их мнений, саркастичных и насмешливых, с наглыми улыбками и абсолютно взрывной смесью секретов и гнева.

Я не хочу понимать его.

Откладываю в сторону блокнот, осматривая салон. Все подростки либо тихо шепчут друг другу что-то сокровенное или обыденные, либо спят в обнимку с рюкзаками, служащими подушками. Тру глаза, откровенно зевая, ведь никто не упрекнёт в отсутствии манер, поднимаю руки, потягиваясь, но сонливость таким образом не прогонишь, она будет медленно подкрадываться и застанет врасплох. Что и произошло, когда я с опаской прилегла на плечо блондина, за неимением рюкзака, ибо тот лежит на полке над нами, и опустила веки, предполагая, что подремлю пару минут. Ага, а как же.

Просыпаюсь от восторженных возгласов, быстро отстраняясь от парня, а через минуту просыпается и он, так что спокойно внутри себя выдыхаю, скидывая тяжёлый камень, ведь могла получить либо недовольный взгляд, что не страшно, либо выговор на весь салон автобуса. Беру в руки блокнот и карандаш, ожидая, пока Лука встанет, и кладу их в рюкзак, который он мне протянул, надеясь, что теперь я его потащу. Вот только мы взяли их с собой только на случай ночёвки в мотеле. Это может оказаться очень даже опасно, так как столько полубогов в одном месте однозначно привлекут кучу внимания со стороны монстров.

О них я теперь наслышана.

Взъерошиваю волосы, после пожалев об этом, и выхожу из автобуса, втягивая жуткий воздух, испорченный машинами. Но раньше мне это нравилось – чувствовался весь город. Люди спешат по улицам, пустыми глазами изредка пробегаясь по нам. Ничего необычного, просто дети на экскурсию приехали. Шумно вздыхаю, ведь сама немного волнуюсь перед встречей с мамой, мну пальцы, щёлкая ими, и иду следом за толпой, осматриваясь. Я могла жить здесь и гулять с друзьями, развлекаясь и болтая, а вместо этого я с теми, кто меня не знает.