Шрифт:
– Сострадание и любовь- ее извечные качества... Самопожертвование?
– Да.
– И что она должна сделать для того, чтобы пройти проверку?
– Ты знаешь.
– Ты ведь не хочешь сказать, что... она должна пожертвовать собой? Она должна неправильно составить полотно? Лиам не должен страдать?
– Все это вместе взятое.
– Но как же Лиам и его наказание? Я до прихода к тебе разговаривал с Энж, чернота из ее глаз практически пропала...
– Если бы ты помнил что-то из своих прошлых путешествий, то знал бы, что наказание, назначенное Мастером самому себе (как в случае с Лиамом) все муки, на которые он обрекает сам себя, испытывая угрызения совести... наказанием не являются вовсе. Это решать не Мастеру. Лиам настрадался здесь. Ты бы видел его! Но книга решила сделать все по-умному, как всегда. Лиам не должен страдать, он должен умереть. Он должен обречь сам себя на гибель, будучи человеком, страдающим от несчастной любви, и вернуться сюда, забыв обо всем. Именно так, а не иначе. Мы хотели сперва просто отправить его в человеческую жизнь, без всяких любовных заморочек, чтобы он забылся и вернулся вновь сюда. Ну, ты знаешь... хотя, и не помнишь: каждый Мастер, отправляясь в путешествие, вправе взять с собой определенный багаж знаний, умений, качеств, что-то отсюда. Лиам взял лишь свой голос, и все остальное обменял на возможность страдать от любви. Другого способа его успокоить не нашлось, мы согласились. Хотя понимали, что голос Мастера будет выделять его среди остальных людей, ибо будет неземным.
Себастиан понимал теперь, почему очень часто задумывался над тем, что взял бы с собой, путешествуя в Человеческую жизнь; в нем жили воспоминания прошлых путешествий. Сейчас, после открытия Хранителем правды, он мог поклясться самому себе в том, что сборы происходят не впервые. Не в первый раз он собирается туда, ох, не в первый. Ему любопытно было знать, что он брал с собой в прошлые путешествия, чтобы не забыть в этот раз что-то важное. Хотя он был готов разменять весь свой приготовленный багаж только на одну лишь способность, которая помогла бы ему найти Энж в человеческой жизни...
– Вернувшись сюда, Лиам ничего не будет помнить?
– Ты же не помнишь.
Себастиан мерил комнату шагами не в силах успокоиться.
– Значит, Энж убивает Генриха, составляя полотно?!
– Да. Поэтому исчезает и чернота из ее глаз. Думаю, что в этот раз она не пройдет проверку.
– Потому что не умрет за него?
– Совершенно верно.
– Это... жестоко.
– Ты пойми, Себастиан, что если бы она прошла проверку, если бы ее не испугал черный цвет глаз, если бы она смогла пожертвовать собой ради любви, то это ...
– Так вы же все словно сговорились: убеждали ее не приносить себя в жертву! Вы же всех собак спустили на нее, а она, оказывается, была права! Умница, Энж! Я тоже был не на ее стороне, к сожалению... Хранитель! Я чувствую, что у меня слишком мало времени, которого у нас нет! Пожалуйста, расскажи, что делать? Давай так: первый вариант- Энж не жертвует собой, Генрих умирает, Лиам появляется здесь. Что тогда? Что с ней будет? Она останется жива?
– Она останется жива. Жива..., но только это будет уже не она. Она растеряет остатки себя. И все свое существование, собирая полотна, не будет радоваться, любить, проникаться чувствами, испытывать что-то...
– Она станет словно мертвой?
– Вроде того. Она будет мучиться и винить себя в том, что убила носителя. Она станет вторым Лиамом. Он совершил такую ошибку и может теперь служить отличным примером. Полотно его носительницы стало принимать лишь черные кусочки, и он медленно стал сходить с ума, думая, что убил ее.
Себастиан хлопнул себя ладонью по лбу:
– Точно же! Лиам! Энж любит его, а я всегда забываю об этом.
– Ты забываешь, потому что тебе больно? Или потому что знаешь, что она всегда и всенепременно принадлежала тебе? Ее чувства к Лиаму всего лишь временны. Столько веков служить ей верой и правдой, находить ее, где бы она ни была, а потом понять, что она любит не тебя...
– Этот вопрос ты задаешь мне тоже всегда?
– Себастиан не дал Хранителю договорить.
– Нет. Его я задаю впервые. Она...еще никогда не влюблялась так в своего носителя. Хотя всегда выбирала любовь. Впрочем, как и ты- надежду. И оправдания у вас своему выбору всегда одни и те же.
– Хранитель усмехнулся.
– Но вы - молодцы! У вас здорово получается работать в паре. И я удивлен тому, как быстро вы узнаете друг друга здесь, достаточно лишь поставить ваши полотна рядом.
– А второй вариант: она пройдет проверку. Чернота ее убьет. Что после?
– Ты должен побеспокоиться о том, чтобы она перешла в Человеческую жизнь до того, как чернота разольется в ее глазах.
– Ну, конечно, - всплеснул руками Себастиан, - побеспокоиться! Легко тебе сказать... Как это сделать? Я же ничего не помню о путешествиях, как это происходит, что нужно сделать для этого?
– Я объясню. Достаточно вставить свой кулон в полотно носителя.
– Что дальше будет с ней и со мной?
– Ты отправишься за ней.
Себастиан рассмеялся:
– Ну, естественно, а дальше все по хорошо забытому мной сценарию!
– Верно. Вы снова будете путешествовать, находить друг друга, встречаться, расставаться... Узнавая друг друга интуитивно, всегда, но не задумываться почему. Тебе нужно поторопиться, ее музыка уже приобрела оттенки рока. Она борется сама с собой, ей сложно.
– Я знаю. Но я сделаю по-другому, Хранитель. Она на этот раз отправиться за мной, а не я за ней.
Себастиан замолчал, и Хранитель тоже. Он видел, что молодого Мастера мучает вопрос, который, наконец, был задан:
– Скажи... В своих человеческих жизнях мы были... когда-нибудь влюблены друг в друга? Мы любили так, как любят люди? Мы были счастливы?