– Национальный банк Вестминстера, - был ему краткий ответ.

– Лондонский банк? А что, можно попробовать. Клиринг?

Сарваш кивнул.

– Ладно. Хорошо. В общем, иди, это дело я улажу сам.

Сарваш ничего не сказал, только повиновался. Когда он покинул кабинет, Синдона должен был обнаружить на своем столе фигурку оригами, но совсем не ту, что складывал сам - бумажная лиса навалилась на бумажного журавля, перекусывая ему горло.

Сарваш понял, что Синдона клюнул на его уловку и попытается забрать деньги у Лондона. Но именно что попытается. Англичане не дадут ему это сделать, потому что вчера получили от одного доброжелателя важную информацию об истинном, а не прописанном в пресс-релизах положении Франклинского национального банка. Всё-таки хорошо, когда у тебя есть связи во многих европейских банках, и ты знаешь людей, с которыми можно поделиться удобной для тебя информацией.

Звезда Синдоны неумолимо близилась к закату. Англичане "неожиданно" отказались выдать деньги по клирингу - как следствие, акционеры Франклинского национального банка не получили выплат по дивидендам. В Милане оба банка Синдоны еле держались на плаву. По совету Сарваша он произвёл их слияние. Теперь у него был один крупный банк с гигантским убытком в двести миллиардов лир.

Пока дон Микеле отчаянно искал спасения в Италии и клянчил деньги у правительства, в Нью-Йорке Сарваш не забывал о своей второй профессии, ни одному из смертных не понятной. По сути, она совпадала с основной, правда, обслуживать Сарвашу приходилось интересы исключительно альваров.

Вот и в один из августовских дней в офис Франклинского национального банка персонально к Ицхаку Сарвашу пожаловала Лили Метц - миниатюрная брюнетка с карими глазами и доброжелательной, но слегка грустной улыбкой.

Сарваш знал о Лили не так уж и много. Юная альваресса, почти дитя по меркам его годов. Красива, обворожительна, мила. Кажется родом из Германии. Был у неё в тридцатые годы интересный брак, с тех пор замуж она выходит регулярно, и так же регулярно пополняет личный счёт очередным наследством от очередного почившего супруга. В том, что её мужчины умирали с завидной регулярностью, можно было заподозрить коварный план в духе Борджиа. Но Сарваш вглядывался в её милой личико с правильными чертами и не мог разглядеть в Лили Метц злодейку. Уж скорее она пьёт кровь своих мужей, это было бы куда реалистичнее. Не многие альвары практикуют и даже понимают такие смешанные на крови и сексе отношения. Сарваш, например, не понимал.

– Я знаю, - опустив глаза, заговорила Лили, когда они остались наедине в переговорной комнате - вам, наверное, не совсем приятно моё присутствие здесь.

– Отчего же?
– поинтересовался Сарваш.
– Вроде бы мы с вами не в ссоре.

– Просто... Вы уже, наверное, слышали, кто был мои первым мужем.

Сарваш пожал плечами.

– Слышал, но без особых подробностей.

– А я слышала, что случилось с вами в войну...

– Ох, вы об этом... Лили, - Сарваш улыбнулся, чтобы ободрить совсем приунывшую женщину, - только не драматизируйте. В ту войну с половиной европейцев случались вещи похуже моих. Мне, правда, не на что жаловаться.

– И всё же, как должно быть это горько... вспоминать об этом.

– Но, я так понимаю, Лили, не ваш муж был комендантом Берген-Белзена.

– Нет, он всю войну прослужил в Берлине, в Имперской Канцелярии.

На последних словах она совсем сникла.

– Лили, что бы там не сделал ваш муж, вряд ли лично вы смогли приложить к этому вашу изящную ручку.

– И всё же... концлагерь... такое страшное место... Но ведь в Берлине никто об этом не слышал.
– Она подняла на него ясные глаза, и с пылом произнесла.
– Поверьте, я ничего не знала, никогда не слышала о концентрационных лагерях.

– Признаюсь и я до переезда в Берген-Белзен тоже ничего о них не знал. Только, пожалуйста, не смотрите на меня с сочувствием. Пребывание там стало для меня чем-то вроде приключения. Но лишь потому, что я альвар. Мои друзья по лагерю вернулись на свободу живыми и здоровыми, а вот Анна Франк умерла в одном из соседних бараков. Поверьте, среди персонала лагеря были добрые и отзывчивые люди. А что сталось с ними после войны, не хочу и думать. Уж если на то пошло, я не виню в своей неволе никого из немецких граждан. Единственные люди, кто перешёл мне тогда дорогу, это правительство Салаши, которое покусилось на завод, которым я тогда владел, и посол Валленберг, что отказался брать взятку за моё освобождение.

– Разве Валленберг не спасал евреев?
– пораженно вопросила Лили.

–  Так ведь не бескорыстно. Красная Армия арестовала его с немалым количеством золота, которое он собирался вывезти из Венгрии. Помнится, порой люди отдавали ему последнее, лишь бы бежать за границу. Так что не верьте сказке о благородном дипломате, её сочинили его идеологические вдохновители. Меня же они не жаловали и назвали отсохшей ветвью. Собственно, поэтому я и поехал не в Штаты, а в Берген-Белзен... Но хватит об этом, все закончилось двадцать девять лет назад. Я об этом давно не вспоминаю, и вы постарайтесь не думать о былом.

Кажется, женщина приняла его совет, и взгляд её заметно потеплел.

– Лучше скажите, с чем вы пришли ко мне? Желаете открыть счёт или доверить мне управление вашими активами?

– Я хочу то, что вы делаете всем.

Сарваш согласно кивнул. Все альвары, что обращались к нему, просили одного - сделать так, чтобы их банковские счета не были привязаны к имени в их текущем паспорте. Ведь вечноживущие в силу неувядающей внешности имеют обыкновение менять имена и места жительство по пять-десять раз в столетие. Но банковская система простых смертных не настолько гибка, чтобы выдавать по первому запросы деньги их истинному владельцу, особенно если официально он мертв. В былые века Сарваш сам часто сталкивался с этой проблемой и профессиональные навыки подсказали выход - создать запутанную систему счетов, в которой не найти ни конца, ни начала, какую можно сплести только зная банковское дело изнутри. Со временем об этом его навыке узнало всё сообщество вечноживущих, и среди них нашлось немало людей, озабоченных сохранностью нажитого веками состояния. Так Ицхак Сарваш стал банкиром альваров.