Я вздрагиваю, когда на пороге спальни появляется водитель, широко распахнутыми глазами взирая на меня и Китнисс, охающую в моих объятиях.

– Ну, вы даете! – восклицает мужчина. – К вам как не придешь – проблемы найдешь!

Глен хмурится, но поймав мой растерянный взгляд, тяжело вздыхает, и подходит ближе.

– Что ж ты, милочка, – говорит он, обращаясь к Китнисс, – карапуз готовится вылезти на свет, а ты паникуешь? Не пугай малого!

Китнисс морщится от очередного приступа боли, ничего не отвечая Глену.

– Частые схватки? – спрашивает он у меня, поняв, что с роженицей разговаривать бесполезно.

– Раньше было меньше, сейчас хуже… – быстро говорю я, убирая со лба Китнисс влажную прядь.

– Моя Кэтти три из шести раз умудрилась не дождаться врачей, – улыбается Глен, – но это не страшно, ребятки: женщины рожают сами по себе, так природой заложено. Им только нужно малеха помочь, щас помою руки и вернусь.

Он скрывается за дверью, а Китнисс, оживившись, поднимает на меня жалобный взгляд.

– Он что, собирается… принимать роды? – шепчет она, даже сейчас краснея от смущения.

Я в растерянности. Знания, почерпнутые из книг, кажутся мне совершенно ничтожными перед лицом реальности.

– Глен может помочь… – слабо спорю я.

– Он мужчина!.. – скулит Китнисс, настаивая на своем.

– Милочка, считай, что сейчас я фея-крестная, которая может помочь твоему ребенку выбраться наружу, – усмехается наш неожиданный помощник, расслышав последнюю фразу моей жены.

Китнисс хочет что-то ответить ему, но заходится в новом крике. Я покрепче прижимаю жену к себе, утыкаясь подбородком в ее шею сзади.

– Глен, она боится… – начинаю я, еще даже для себя самого не решив, в чем именно собираюсь признаться: в страхе Китнисс перед мужчинами или…

– Все боятся в первый раз, – добродушный смех водителя, будто снимает напряжение, повисшее в спальне.

Он выгибает шею, стараясь заглянуть в лицо Китнисс.

– Девочка, ну, так что: ты разрешишь мне помочь твоему ребенку?

Жена прерывисто дышит, видно, что сомневается, но очередная порция схваток и боли перевешивает чашу весов.

– Он, кажется, уже близко…. – выдыхает она, морща лицо.

Глен принимает командование на себя.

– Так, Пит, садись на кровать, Китнисс – ты ближе к краю. Ворочайся, как хочешь, просто доверься своему телу, поняла?

Китнисс отрывисто кивает, не переставая морщиться.

– Пит, твоя задача отвлекать ее – хоть анекдоты трави, но чем меньше она себя накрутит, тем лучше, ясно?

Я киваю, стараясь не поддаваться мелькнувшему трусливому желанию сбежать.

Следующие несколько часов превращаются в череду криков, стонов и оглушающих ударов моего сердца о грудную клетку. В минуты затишья Глен спроваживает меня принести таз с водой, несколько полотенец и моток толстых ниток.

Китнисс взмокла, а ее лицо приобрело не проходящий красный оттенок, и только наш помощник сохраняет стойкость духа.

– Тужься, Китнисс! – подсказывает он. – Давай!.. Головка уже есть!.. Ну же, еще немного! Тужься!..

Жена то почти затихает, жадно хватая ртом воздух, то вопит, срывая голос, а на моих руках, вероятно, останутся синяки - так сильно она впивается в них пальцами. Проходит целая вечность, прежде чем Китнисс затихает, и в комнате повисает ужасающе громкая тишина. Путаюсь в мыслях, сам истекая не первым потом и, наконец, дрожа от облегчения, но одно я помню совершенно точно – ребенок должен кричать…

Он молчит. Не дышит.

Бесконечные секунды тянутся одна за другой, а я все жду, и, вздрагиваю всем телом, когда детский плач разрывает вату, забившуюся мне в уши. Сердце с громким гулом падает, чтобы тут же отскочить от пола: мне хочется сорваться с места, чтобы взглянуть на малыша, но Китнисс устало ворочается в моих руках, и я не решаюсь оставить ее одну.

Затуманенным взглядом наблюдаю, как Глен в двух местах перевязывает пуповину маленького человечка, а потом рассекает ее ножницами примерно посередине. Ребенок перепачкан в крови и слизи, но все равно мне нестерпимо хочется коснуться его крохотного тельца.

– Как наш сын? – негромко спрашивает Китнисс, устало прикрыв веки и обессилено откинув голову назад.

Глен, загадочно улыбаясь, относит ребенка столу, обмывает его, протирая нежную кожу полотенцем. Наконец, он поворачивается к нам:

– Симпатичная девчонка получилась, темненькая, вся в маму.

***

Вечером я долго сижу на краю кровати, вслушиваясь в мерный перестук стрелок на часах, и разглядываю спящих жену и дочку. Они похожи, как две капли дождя, пролившего с просветлившегося неба.