Около одиннадцати вечера слегка утомленная нашим марафоном Марта смотрит на меня и говорит, вручая мне свой мобильник:

– Это Эрик. У меня тысяча не отвеченных вызовов от него, и он хочет поговорить с тобой.

Я глубоко вздыхаю и под тяжелым взглядом девушки беру трубку.

– Ну, надоеда, чего ты хочешь?

– Надоеда? Ты только что назвала меня надоедой?

– Да, но если хочешь, могу назвать тебя по-другому, - отвечаю я, разразившись хохотом.

– Почему ты отключила свой мобильник?

– Что бы ты меня не доставал. Иногда ты ведешь себя хуже, чем Карлос Альфонсо Альконес де Сан-Хуан, когда он мучает бедную Эсмеральду Мендосу.

– Ты пила? – спрашивает он, не очень понимая, о чем я говорю.

Осознавая, что в данный момент у меня в венах больше мохито, чем крови, я кричу:

– Тебе это уже известно, моя лубоффь!

– Джуд, ты пьяна?

– Неееееееееееет! – издеваюсь я.

И желая продолжить забаву, я подначиваю его:

– Давай, Айсмен, чего ты хочешь?

– Джуд, я хочу, чтобы ты сказала, где ты, чтобы я смог тебя забрать.

– Даже не думай испортить мне удовольствие, - весело отвечаю я.

– Ради бога! Ты ушла утром, а сейчас уже одиннадцать вечера, и…

– Пока, красавчик.

Я отдаю мобильник Марте, которая, прослушав, что ей сказал брат, сбрасывает звонок. Отведя меня в сторонку, она шепчет:

– К твоему сведению Эрик оставил мне два варианта. Первый – я тебя забираю и отвожу домой. Второй – мы злим его еще больше, и когда мы вернемся, мир содрогнется.

От таких заявлений мне становится смешно, и я отвечаю, желая продолжить веселье:

– Пусть весь мир содрогнется, моя лубоффь!

Марта усмехается и, закончив на этом разговор, мы идем танцевать по “Bemba Color'a”[36] и кричим: «Сахар!».

Мы возвращаемся на рассвете скорее пьяные, чем трезвые. Когда она тормозит у ворот, я тихо говорю:

– Не хочешь зайти? Уверена, у нашего занудливого солдафона есть, что тебе сказать.

– И не подумаю, - смеясь, отвечает Марта. – Я немедленно собираю чемоданы и бегу из страны, потому что когда Эрик до меня доберется, он шкуру с меня сдерет.

– Как будто я не знаю, что со мной будет! – восклицаю я, выходя из машины.

Но едва я успеваю это произнести, как ворота открываются, и из них появляется Эрик с абсолютно перекошенным от злости лицом. Огромными шагами он направляется к машине и, заглянув в водительское окно, чтобы посмотреть в лицо своей сестре, шипит:

– С тобой я еще поговорю…, сестренка.

Марта кивает, без промедления жмет на газ и уезжает. Мы остаемся одни, лицом к лицу посреди улицы. Эрик хватает меня за руку, принуждая идти.

– Пошли, мы возвращаемся домой.

Вдруг молчание улицы разрывает чей-то рык, и прежде чем случится что-то, о чем мы все можем пожалеть, я выскакиваю из-за спины Эрика и, глядя на источник этого звука, ласково шепчу:

– Спокойно, Трус, ничего страшного.

Пес подходит ко мне и начинает ходить вокруг меня кругами, когда Эрик спрашивает:

– Ты знаешь, что это за псина?

– Да. Это Трус.

– Трус? Ты зовешь его Трусом?

– Ну, да. Смотри, какой он симпатичный.

Эрик хмурится, не веря своим глазам.

– А что это у него на шее?

– Он простужен, поэтому я связала для него шарфик, - с готовностью поясняю я.

Трус трется своей исхудалой головой о мое бедро, и я его глажу.

– Не трогай его. Он тебя укусит! – рассержено кричит Эрик.

Это меня смешит. Уверена, Эрик укусит его первым.

– Джуд, ради бога, не притрагивайся к этой грязной собаке!

Трус начинает тихо рычать, и тогда я наклоняюсь к нему и спокойно говорю:

– Не обращай внимания на его слова, ладно? Иди спать. Все нормально, ничего не происходит.

Последний раз бросив взгляд на растерявшегося Эрика, Трус удаляется, и я вижу, как он заползает в свою полуразвалившуюся конуру. Эрик, не говоря ни слова, уходит, и тогда я кричу ему вслед:

– Мы можем забрать Труса домой?

– Нет, даже не думай.

Я так и знала! Но я настаиваю:

– Смотри, какой он бедненький. Ты что не видишь, что у него температура?

– Эта псина не появится в моем доме.