Шрифт:
Я взволнована. Твердый и независимый Флин плачет! У меня очень мягкий характер, и я не могу видеть ничьи слезы. Просто не могу!
– Ну конечно, я тебя прощаю, солнышко, только перестань плакать, ладно?
Он, глотая слезы, соглашается, и чтобы снять с него часть вины, я говорю:
– Я тоже в этом виновата. Не надо было мне лезть на стену и…
– Нет, это только моя вина. Я запер все двери и не дал тебе зайти. Я злился, и… я плохо поступил, и я пойму, если дядя Эрик отправит меня в интернат, как обещают Соня и Марта. Он предупредил меня в последний раз, но я снова его разочаровал.
Меня убивают боль и страх, которые я вижу в его глазах. Флин не поедет ни в какой интернат. Я этого не позволю. У меня сердце кровью обливается от его сомнений и неуверенности, и я отвечаю:
– Но он ведь ничего не узнает, потому что ни ты, ни я не собираемся ему об это рассказывать, ты со мной согласен?
Флин никак не ожидал такой моей реакции, и теперь удивленно глядит на меня.
– Ты не рассказала дяде, что произошло?
– Нет, солнышко. Я просто сказала ему, что шла по снегу, поскользнулась и упала.
И тут неожиданно я вспоминаю слова своего отца. Только что мне удалось удивить Флина, и это пробило брешь в его защите. Я улыбаюсь. Плечи мальчика расслабляются, как будто бы с них только что сняли тяжелую ношу.
– Спасибо, я уже представлял себя в интернате.
Меня трогает его откровенность.
– Флин, ты должен мне пообещать, что никогда больше не будешь так себя вести. Никому не хочется отправлять тебя в интернат. Наоборот, кажется, что именно ты своими поступками делаешь все, чтобы туда попасть. Ты разве сам этого не понимаешь?
Он не отвечает, тогда я задаю ему вопрос:
– Что случилось в тот день в колледже?
– Ничего.
– Ну уж нет, дорогой! С секретами покончено! Если ты хочешь, чтобы я тебе доверяла, ты должен доверять мне и рассказать, какого черта происходит в колледже, и почему все утверждают, что ты начал драку, хотя я уверена, что это не так.
Он закрывает глаза, пытаясь просчитать последствия того, что он собирается мне сообщить.
– Роберт и другие мальчики начали меня дразнить. Они как обычно называли меня узкоглазым, трусливым кроликом, боякой. Они насмехались надо мной, потому что я не умею кататься ни на скейтборде, ни на велосипеде, ни на роликах. Я старался, как всегда, не обращать на них внимания, но когда Джордж толкнул меня на пол и начал бить, я схватил его скейт и ударил его по голове. Я понимаю, что не должен был так поступать, но…
– Эти наглецы говорили тебе такие слова?
Флин кивает головой.
– Они правы. Я ничего не умею.
Я про себя проклинаю Эрика. Он своими страхами, что что-нибудь случится, довел дело до такой ситуации. Мальчик шепчет:
– Учителя мне не верят. Для них я просто чудак, белая ворона в классе. И раз уж у меня нет друзей, которые бы меня защищали, всю вину всегда сваливают на меня.
– А твой дядя тоже тебе не верит?
Флин пожимает плечами.
– Он ни о чем не догадывается. Он считает, что я сам создаю проблемы, потому что я конфликтный ребенок. А я не хочу, чтобы он узнал, что мальчишки издеваются надо мной, потому что я трус. Мне не хочется его разочаровывать.
У меня болит душа. Несправедливо, что Флину приходится нести это бремя в одиночку и что Эрик ничего не знает. Мне нужно с ним переговорить. Но сейчас не это главное. И, сосредоточившись на ребенке, я беру в ладони его лицо и шепчу:
– Ты плохо поступил, ударив мальчика скейтом по голове. Ты ведь это понимаешь?
Флин кивает, и, желая ему помочь, я продолжаю:
– Но я не позволю, чтобы тебя еще кто-нибудь обидел.
Его глазенки внезапно оживают. Он так напоминает мне племянницу.
– Прижми большой палец к моему. А когда они сомкнуться, дай пять.
Он делает то, что я сказала и снова улыбается.
– Это тайный знак дружбы между моей племянницей и мной. Хочешь, теперь он станет и нашим с тобой знаком?
Он соглашается, улыбается, и я готова прыгать от счастья. Перемирие. Наконец-то у нас с Флином наступило перемирие. И когда мне кажется, что лучше уже быть не может, он говорит:
– Спасибо тебе за то, что спала эту ночь у меня.
Стараясь показать ему, что это пустяки, я пожимаю плечами.
– А, ладно! Спасибо, что пустил меня переночевать в твоей кровати.
Он с улыбкой отвечает:
– Ты не боишься грозы. Я знаю. Ты ведь взрослая.
Я заливаюсь смехом. Как умен этот чертенок!
– Знаешь что, Флин? Когда я была маленькой, я тоже боялась грома и молнии. Каждый раз, когда приходила гроза, я сразу же бежала в кровать к родителям. Но моя мама научила, что не надо бояться капризов погоды.
– И как она тебя этому научила?
Я улыбаюсь, и, вспомнив ее ласковый взгляд, теплые руки, нежную улыбку, объясняю: