– И я, - соглашается Солана.

Да, рядом с ними... и пока мы здесь, я никогда не переступлю порог Брезенгарда, так что если Солана хочет, она его получит.

Хотя погодите... это означает, что Одри и я будем жить вместе?!

Как я объясню это своим родителям?

– Сконцентрируйся, - говорит Астон, щелкая дырявыми пальцами у моего лица.
– Это та часть, где мы, как предполагается, придумываем блестящие альтернативы.

– Я не гарантирую, что мы будем придерживаться вашего решения, - встревает Оз.
– Но будет интересно узнать ваши мысли. Водоворот был моим последним средством после того, как я исчерпал все другие возможности, таким образом, я не могу представить, что еще можно придумать.

– Что относительно изгнания?
– спрашивает Солана.

– Ты действительно думаешь, что она уйдет?
– влезает Оз.
– И что такое надлежащее изгнание? Наши люди рассеяны по всей планете.

– Тогда как насчет охраны?
– спрашиваю я.

– Я уже попробовал это, - говорит Оз.
– Она сбежала через пару часов.

– Я вернулась, - напоминает ему Арелла.

– Нет... мы выследили тебя.

– Я позволила вам найти меня, - исправляет она.
– Поверьте мне, если бы я хотела исчезнуть, то сделала бы это. Знаю, что совершала ошибки, но я пытаюсь быть лучше. Все, о чем прошу, поверить мне.

Одри фыркает, и я переплетаю наши пальцы сильнее, когда наклоняюсь и спрашиваю ее:

– Что ты хочешь сделать?

– Я не знаю, - шепчет она.
– Не думаю, что могу выбирать.

– Замечательно, - говорит Оз.
– Значит, четыре наших потенциальных лидера не могут принять даже одно единственное решение.

– Я дам тебе решение, - сказал Астон.
– Пусть Арелла будет под моей ответственностью. Я знаю, как контролировать ее. И на эту договоренность, она уже согласилась.

Она согласилась... я был там.

Но сейчас... не знаю.

– Разрешить тебе пытать ее три раза в сутки, не кажется лучше, чем отправить ее обратно в Водоворот, - признаю я.

– Она не умрет, - спорит Астон, - это очень большой шаг вперед. Также у нее будет моя очаровательная компания. Но для записи, у меня нет никакого желания пировать на ее боли. Я на самом деле решил сесть на небольшую диету, насколько это возможно. Новые методы Соланы, похоже, замедляют мой аппетит.

– Ты как?
– шепчу я Одри.
– Это лучше Водоворота, правда?

Она поворачивается к ветру, смахивая с глаз слезы, когда слушает их песни.

Оз вздыхает.

– У нас нет на это времени.

– У тебя нет времени, чтобы консультироваться с ветром?
– спрашивает Солана.

– Это она делает?
– рявкает в ответ Оз.
– Или она тянет?

– Это началось, как растягивание времени, - признает Одри.
– Но у ветра действительно есть альтернативное предложение.

Я концентрируюсь на песне ветров и замечаю, что они поют о потерянной птице. Это ничего не значит для меня, но для Одри это по-другому.

Голос Одри звучит в равных частях утомленным и нервным, когда она шепчет:

– Ветер хочет, чтобы она была под моей ответственностью.

Глава 48. ОДРИ

Я должна была знать, что ветер примет сторону моей матери... хотя предполагаю, что должна быть благодарна, что он не сказал мне простить ее.

Только помочь.

И попытаться понять ее.

Я слышу слова песни Восточного голосом моего отца... глубоким, богатым и резонирующим. И могу представить, что он стоит передо мной, его глаза вспыхивают слишком большой любовью и радостью, хотя тон ветра печален:

Потерянная птица с усталыми крыльями

Никогда не отдыхает и никогда не поет,

Просит небо на место земли,

Не находит дружескую руку.

Мимолетно исчезает надежда более темным оттенком серого.

Своенравные ветры уносят спокойствие и причину слишком далеко.

Сердца холодеют,

Пути пересекаются,

Сила исчезает в горьком сомнении.

Иногда конец только начинается, когда кто-то протягивает руку.

Мой отец был первым, кто дал приют матери... первым, кто успокоил ее в шторме власти.

Но этого было не достаточно.

Как я могу быть больше, чем он?

– Ты подразумеваешь, что она будет под твоей ответственностью?
– спрашивает Оз, давая мне шанс забрать свои слова.

Это один из тех редких путей, где я могу выбрать легкость и безопасность. Ведите меня вперед. Возьмите то, что я хочу.

Или нет.

Я знаю, какой путь выбрала бы моя мать.

И не хочу быть ею.

Поэтому с трудом проглатываю свой горький гнев и говорю Озу:

– Я имела в виду, что буду тем, кто станет контролировать ее. То место, где она скрывалась прошедшие десять лет, достаточно изолировано и безопасно. Я удостоверюсь, что она остается там, проведет свои последние дни в мире и никогда больше не навредит, кому бы то ни было.