Шрифт:
– О Боже, - говорю я, и Солане приходится поддерживать меня.
– Что ты сделал с Одри?
Остальная часть отпечатка рассыпается в песок. Я бросаю его в голову Райдена и хватаюсь на свисток-вертушку, сжимая в кулаке.
– Если ты снова к ней прикоснешься...
– Я ничего не буду делать, - перебивает Райден.
– А вот мой товарищ. У нас с ней еще одна сделка.
– Твой товарищ?
Нет.
Это не возможно.
Как Арелла могла...
Металл визжит, когда я сминаю его, вторя звукам в моей голове.
– Ты пожалеешь об этом, - говорит мне Райден.
– Мы ее вернем, - обещает Солана.
– Что бы ни случилось, еще не слишком поздно.
Но это не так.
Вот почему Райден потратил впустую так много времени, насмехаясь над нами и рассказывая истории. Монолог был для нас ловушкой, мешающей мне спасти ее.
Теперь единственный способ помочь Одри состоит в том, чтобы довести дело до настоящего конца.
Я достаю ее кулон опекуна, чтобы успокоить мою панику.
Шнурок все еще синий... и грудь все еще болит напряжением нашей связи.
Время все еще есть.
И все еще есть ветер.
Четыре порыва в пределах моей досягаемости... по одному от каждого направления.
Я сплетаю их в шип ветра и прошу о полной силе.
– Ну, тогда, - говорит Райден, сплетая три ветра в болезненный серый шип.
– Приступим?
Глава 50. ОДРИ
Небо тихо в пустыне.
Почти слишком тихо.
Просто кусочек луны, окруженный пылью и звездами.
Это настораживает меня, хотя я уверена, что в основном это тянет связь. Постоянное напоминание о том, что Вейн слишком далеко.
– Ты не зайдешь внутрь?
– спрашивает моя мать, должно быть в пятый раз.
– Я тебе уже говорила, зайду.
Я продержалась пять минут после того, как мы прибыли.
Пять минут, глядя на молчащую музыку ветра, которую мой отец подарил ей, все еще закрытую от ветра.
Потом мне нужно было на воздух.
Я передвигаюсь в тень одинокого дуба, единственного места в этом печальном месте земли, которое чувствуется гостеприимным.
Здесь я дала клятву опекуна.
Жертва перед компромиссом.
Я думала, что покончила с той жизнью.
И все же, я здесь... добровольный страж моей матери.
Я не сожалею о решении, но все же боюсь.
Ее птицы уже начали собираться... жестокие вороны, дергающиеся воробьи и щурящиеся стервятники. Они устраиваются на крыше, на ветках, на камнях и сорняках. Их взгляды следуют за моим каждым движением, пристальные, осторожные и недружелюбные.
Они всегда предпочитают мою мать мне.
Предполагаю, что это какое-то свидетельство ее превосходства.
Но интересно, было ли это какое-то свидетельство ее превосходства.
Я иду обратно внутрь, срываю перезвоны ветра отца, висящие над пустым столом, и вешаю их на тот же самый крюк, который я использовала в прошлый раз, когда нашла их.
Мать кричит мне, чтобы я остановилась, но уже их мягкий звон делает воздух менее одиноким.
– Я собираюсь положить обратно их, как только ты уйдешь, - говорит она мне.
– Нет, ты этого не сделаешь. Ты рисковала моей жизнью... и это стоило жизни Гасу... чтобы защитить остатки песни отца. И все же ты убираешь его перезвоны и отказываешься позволять им петь?
– Я защищаю их!
– Нет, ты разрушаешь их. Я знаю, каково это быть заключенной. Я знаю, как это медленно истощает сердце. Я не позволю тебе, чтобы с наследием папы было также.
Слова заставляют ее отступить на шаг назад, и я наблюдаю, как эмоции мерцают в ее глазах. Вспышки вины, горя и раскаяния... но там слишком много более темных нот.
– Отлично, - говорит она, сосредоточиваясь на звездах.
– Мы попробуем по-твоему... пока что.
– Если тебе это поможет идти вперед. Но это навсегда. Ты должна придерживаться моих правил.
– Боже, ты серьезно примеряешь на себя роль будущей королевы, да?
– спрашивает она.
– Думаешь, меня волнует название? Меня заботит моя клятва. Я поклялась контролировать тебя. Я поклялась защищать наших людей от твоего влияния. И я буду. Ты не покинешь этот дом без меня... никогда. Мне все равно, если это будет адское пламя. Вдыхай воздух, чтобы уничтожить огонь и остаться в пепле. И никаких сообщений любому, кроме меня.
– Так вот, что ты собираешься сделать со своей жизнью теперь?
– спрашивает моя мать.
– Постоянное дежурство, чтобы следить за мной? Не думаю, что Вейн был так доволен той договоренностью.