Шрифт:
Он не был... хотя, если бы я попросила, он бы со мной согласился.
Но я не одна. У меня есть небо... и дары.
– Ветер скажет мне, если ты не будешь повиноваться, - предупреждаю я ее.
– Как и мои птицы.
Я поворачиваюсь к нашим крылатым зрителям, радуясь, что они уже сосредоточены на мне.
– Теперь вы подчиняетесь мне, - говорю я им.
– И ваша задача состоит в том, чтобы наблюдать за ней.
Я протягиваю руку, и храбрый воробей садится на мой палец.
Он тыкается своим клювиком в мой большой палец, когда я поглаживаю смелые полосы вдоль его головы и говорю ему, сообщать мне два раза в день. Я могу чувствовать, как его лояльность ко мне раздувается от моего прикосновения, и я знаю, что он не спустит с нее глаз.
Я приказываю, чтобы остальные птицы заменяли его.
Ветер скажет мне, если они не справятся.
– Если ты докажешь, что тебе нельзя доверять, я позволю Астону найти другое решение, - предупреждаю я мать.
– И если и он не сможет найти решение, то мы приведем тебя к Озу, думаю, мы оба знаем, какой будет у него ответ.
– Ну, - говорит мать, разглаживая ткань своего шелкового синего платья, когда я отсылаю своего нового друга воробья назад на его ветвь дуба.
– Вижу, что ты все продумала.
Она так старается быть изящной женщиной, которой всегда была. Но она слишком хила и травмирована, чтобы справиться.
Слишком слабая и раненная, чтобы снова меня запугать.
Мать вздыхает.
– Почему это всегда должно быть так? Мы не можем...
– Она трясет головой, отбрасывая все то, что планировала сказать.
– Почему бы тебе не пойти внутрь? Я могу помочь тебе обработать твои раны.
– Я должна идти.
Я обещала Вейну, что буду ждать его... и после всех ожиданий, это обещание я собираюсь сдержать.
Его связь сжимает мое сердце, сокрушительная боль - доказательство, что он все еще дышит.
Все еще борется.
Пожалуйста, пусть он победит.
Я смотрю на небо. Слушаю. Надеюсь.
– Мы не можем все оставить так, Одри, - говорит моя мать.
– Просто зайди внутрь на пару минут.
– Почему ты так на этом настаиваешь?
Она смотрит на перезвоны и крутит браслет на своем запястье.
– Возможно... я не готова быть одна.
– Шепчет она.
Я наблюдаю, как ее пальцы поглаживают голую кожу, теребят золотую манжету, которая должна быть там. И я должна спросить:
– Что произошло с твоим браслетом?
– Его забрал Оз. Прежде, чем он направил меня в Водоворот. Он сказал, что я опозорила свой браслет моим выбором.
– Ты так и сделала.
– Знаю.
– Ветер, кажется, меняется, и она поворачивает лицо к бризу; выражение ее лица мирное, как раз когда ее пальцы выдалбливают красные следы на коже.
– Я живу со своими ошибками каждый день в течение десяти лет. Иногда я не уверена, что смогу прожить дольше.
– Это твоя вина.
– Так и есть. Но ты могла исправить это.
– Если ты просишь, чтобы я простила тебя...
– Я ничего не прошу. Я просто говорю тебе, что твой отец сказал мне. Когда Вейн вытащил меня из этого кошмара, я практически уже ушла... и у меня не было планов, чтобы пробиться обратно. Но песня твоего отца нашла меня и позвала к нему. Он наполнил мое сердце новым текстом. Напомнил мне, что когда он дал тебе свой дар, он дал мне тебя. И он сказал, что я могу жить без него, но никогда без тебя.
Я закрываю глаза, ненавидя то, что должна услышать это сообщение ее голосом вместо его.
– Вот почему...?
– шепчу я.
– Да. Вот почему я помогла Вейну спасти тебя. Я должна была увидеть, был ли твой отец прав.
Следующий логический вопрос горит на моем языке, прося меня задать его.
Но я не могу.
Я не хочу волноваться об ее ответе.
Итак, я поворачиваюсь к ветру, ища еще раз Восточный моего отца.
– Ты не найдешь его, - говорит мне мама.
Ненавижу ее за то, что она права.
Почему он не может быть там?
Почему он не может...
Я вздыхаю:
– Я чувствую его.
Мама хватает меня за руку, все ее тело дрожит.
– Он идет с севера, - шепчу я.
– Я зову его.
– Войди, - говорит она, таща меня к двери.
Я упираюсь:
– Зачем? Что ты делаешь?
– Я веду тебя внутрь. На этот раз ты можешь просто меня послушать?
– Только тогда, когда ты скажешь мне зачем.
Мать смеется, и сильнее царапает свою кожу.
– Упряма до самого конца.
Она тянет вниз свое платье и вытаскивает золотисто-коричневое перо орла из того, что осталось в ее декольте.