Я останавливаюсь, и не даю сказать себе, что люблю ее.

Я не могу знать, сделает ли это все хуже или лучше.

Она несколько раз сглатывает, потом кивает и начинает расстегивать жакет.

– Я отвернусь, пока ты не скажешь мне, что можно смотреть.

Я смотрю на раковину и обнаруживаю Солану, наблюдающую за нами. Она теребит браслет на запястье, но когда мы смотрим, друг другу в глаза, она возвращается к ране на ноге.

Одри делает самый глубокий вдох, когда говорит мне, что она готова.

Мне все еще требуются несколько секунд.

– Все плохо?
– спрашивает она, когда я судорожно вдыхаю.

– Нет, это не как...
– Вероятно, лучше не упоминать Гаса.

Там только пять ран, и они не так глубоки, как я боялся.

Но... они очень специфичны.

– Я знаю, что эти раны - отметины, - говорит Одри.
– Не бойся сказать мне. Что он вырезал?

Я вздыхаю и прикасаюсь к трем ранам на ее правом плече.

– Прямо здесь он вырезал «З». Думаю, он хотел отметить тебя, как Западную.

Она кивает.

– Думаю, это так.
– Ее пальцы дразнят бриз, все еще скользящий по ее коже.
– Именно мой щит вызвал прорыв, если ты хочешь знать, - шепчет она.
– Сначала я даже не знала, что происходит. Я думала, что для этого мне нужен ты. Но, очевидно, нет.

Думаю, она не хочет, чтобы слова чувствовались подобно удару ветрорезом в мой живот, но... они действуют на меня именно так.

– Что еще?- спрашивает она, мне требуется секунда, чтобы понять, что она говорит о ранах.

Я двигаюсь к ее левому плечу и прикасаюсь к длинной, кривой глубокой ране.

– Он вырезал здесь свое штормовое облако. Думаю, это должно заклеймить тебя, как его.

Она сжимает руки в кулаки.

Я делаю то же самое, выжимая красную воду из полотенца, которое по-прежнему у меня в руке.

– А последняя?
– спрашивает она.

Мои пальцы перемещаются к ее пояснице.

– Это просто зубчатая линия. Но она самая глубокая. Думаю, он хотел причинить тебе боль.

– Возможно, - бормочет она.
– Но я легко отделалась.

– Это нелегко.
– Мои руки дрожат так сильно, что я почти роняю полотенце.

Я не хочу задавать свой следующий вопрос, но это нужно сделать:

– Он... я имею в виду... есть ли другие раны, которые я должен проверить? Или... он...

Нет. Я не могу произнести этого.

– Больше ничего нет, - говорит она, фокусирую взгляд на двери.

Я отворачиваюсь, чтобы она не видела слезы, которые я смаргиваю. И именно тогда я замечаю, что мы не одни.

Парень в спортивной куртке стоит в дверном проеме, держа две пластмассовых аптечки и пачку одежды в дрожащих руках.

Его взгляд сосредоточен на ранах на спине Одри.

– Что произошло с вами, ребята?
– шепчет он.
– Это что-то, к чему мы должны подготовиться?

Я предполагаю, что он представляет серийных убийц или что-то в этом роде.

Если бы все было настолько легко.

Я мог бы сказать ему всю сложную правду. Но у меня нет времени или сил заставить его поверить мне.

Плюс, его вопрос заставил меня понять кое-что более важное.

Тут сотни людей, пойманных в ловушку в этом отеле... и мы подвергаем их всех опасности, просто находясь здесь.

– Мы уедем, как только мы закончим, - говорю я ему, когда Солана берет вещи.
– И как только мы уйдем, заприте двери и не позволяйте никому выходить на улицу.

– Почему? Что там?

– Просто оставайтесь вне бури. И когда шторм стихнет через пару часов, выводите всех отсюда.

– Буря так скоро не стихнет, - спорит он.

Но он ошибается.

Стихнет.

Я собираюсь заманить Райдена подальше от этой горы.

А потом, я собираюсь покончить с этим.

Глава 38. ОДРИ

Обычная одежда чувствуется странно на коже.

Всё чувствуется странным.

Особенно, когда я смотрю на своё отражение.

Я выгляжу... нормально.

Немного потрёпанная и уставшая.

Но это все еще я, даже в тесной обычной одежде.

Если бы только я могла чувствовать себя, собой.

Я стараюсь заплести волосы, но мои раны растягиваются, когда пытаюсь поднять руки.

– Помочь?
– предлагает Солана.

Я качаю головой.

Это не важно.

Всё-таки я больше не опекун.