Габриэлла. Для мужчины — нет, для унтер-офицера — да.

Дон Джованни. Тугое производство, синьора. Если бы я прикомандировался к штабу, то давно был бы полковником. Но я имел глупость заслуживать чины мечом на полях сражений.

Габриэлла. Вы были на войне? Это интересно.

Дон Джованни. Как же. Я участвовал в африканском походе генерала Делла Перниче и очень отличился при его знаменитом отступлении.

Габриэлла. Я предпочла бы, чтобы вы отличились при наступлении.

Дон Джованни. Что делать, синьора? Мы следовали плану нашего полководца. У него был превосходный план — отступать, покуда мы не очутимся в тылу у неприятеля.

Габриэлла. Как бы это могло быть?

Дон Джованни. Очень просто, синьора. Стоило только промаршировать вокруг земного шара. Тогда наступающий неприятель оказывается — впереди, а мы, отступающие, позади. Отступление становится наступлением, и мы дуем врага напропалю.

Габриэлла. Однако войну-то вы проиграли.

Дон Джованни. Исключительно потому, что слишком рано наткнулись на Атлантический океан, а неприятель был так невежлив, что разбил нас, не дав генералу придумать, каким способом переправить нас в Новую Индию… До третьего дня, я, как солдат, был оскорблён и горевал, что мы слишком поспешили заключить мир. Но, увидав вас, синьора, — чёрт возьми, Альвар! – сказал я себе. — Если ты не хочешь впасть в чахотку от вздохов, ты последуешь за этой таинственной красавицею, узнаешь, кто она такая, где она живёт, заговоришь с нею и объяснишь, что ты не в силах жить без неё, а умирать не имеешь ни малейшего желанья. Ты скажешь ей: синьора, пожалейте своё отечество, не лишайте его храброго солдата, а гвардию вице-короля лучшего её украшения. Полюбите храброго Альвара, потому что иначе храбрый Альвар дал честное слово…

Габриэлла. Убить себя, не правда ли?

Дон Джованни. Это почему?

Габриэлла. Да несчастные влюбленные обыкновенно себя убивают.

Дон Джованни. Терпеть не могу ничего обыкновенного. Мне ничуть не страшно умереть за вас, но я останусь жить именно затем, чтобы сохранить оригинальность.

Габриэлла. Но если вы не можете жить без меня?

Дон Джованни. Из этого следует лишь, что я должен жить с вами.

Габриэлла. Вы злоупотребляете моим терпением, а я слишком неосторожна, что вас слушаю.

Дон Джованни. Я не нравлюсь вам? Я не довольно красив, чтобы завоевать ваше сердце?

Габриэлла. Что красота? Говорят, что всякий мужчина, который немножко лучше чёрта, уже красавец, а вы, синьор, конечно, очень и очень получше чёрта.

Дон Джованни. Тогда — за чем остановка?

Габриэлла. Только за тем, синьор, что я добродетельная женщина.

Дон Джованни. Это ничего. Все женщины, которых я любил, до меня были добродетельны. Но я довольно успешно исправлял их от этого порока…

Габриэлла. Вы такой шут, что на вас нельзя даже сердиться…

Дон Джованни. Сказала она, падая в его объятия…

Габриэлла. Нет, нет, подальше руки. Мой веселый нрав позволяет мне слушать ваши шутки, но я не из тех, за кого вы меня принимаете.

Дон Джованни. Я принимаю вас за самую очаровательную женщину в Неаполе.

Габриэлла. Примите ещё за самую честную — и вы совсем мне угодите.

Дон Джованни. Вы замужем?

Габриэлла. О, да.

Дон Джованни. Это ваш дом?

Габриэлла. Положим.

Дон Джованни. Ваш муж стар, ревнив, глуп, плешив, у него красный нос и повреждённые подагрою ноги? Вы его терпеть не можете, вас тошнит от его нежностей?..

Габриэлла. Синьор Альвар!

Дон Джованни. Признайтесь, что я рассказал вам вашу жизнь, как по-писаному.

Габриэлла. Вы знаете моего мужа?

Дон Джованни. Как я могу знать его, когда мне неизвестно даже ваше имя?

Габриэлла. Откуда же, в таком случае…

Дон Джованни. Опытность, синьора. Что он ревнив, мне подсказали эти ставни и болты, это вооружение дома, точно крепости, — в мирное время, на самой веселой и людной улице. Что вы его не любите, доказывает мне то обстоятельство, что, несмотря на болты и ставни, вы одна на улице, без провожатого и служанки, и не очень сердитесь на болтовню вашего покорного слуги. Этот квартал — простонародный. А в ваших манерах есть что-то, говорящее о среде высшей. Хотите, я расскажу вам вашу биографию?