Шрифт:
— А ты почему стоишь? И чему ты улыбаешься? — набросился вдруг учитель на Хатию. — И куда ты, собственно, смотришь? Смотреть надо на учителя, а не… Садись!
Хатия села, все так же улыбаясь своими огромными голубыми глазами… В классе наступило неловкое молчание. Учитель почувствовал, что сказал что-то не к месту, невпопад, но что именно, этого понять он не мог.
— Что случилось, дети? — спросил он надтреснутым голосом.
Мы молчали.
— Я не вижу, учитель! — сказала Хатия.
— Что?.. Вы издеваетесь надо мной?!..
— Да нет, учитель, я и вправду не вижу!
Учитель встал, подошел к Хатии и долго изучающе всматривался в ее лицо. Хатия спокойно моргала ресницами и улыбалась. Учитель вернулся на свое место, сел и задумался.
В классе воцарилась гробовая тишина.
— Как тебя звать, дочка? — спросил вдруг учитель.
— Хатия! — ответила Хатия, вставая.
— Ты сиди, сиди, пожалуйста!
Хатия продолжала стоять.
— Кто тебя водит в школу?
— Сосо, учитель… Но я могу и сама…
— Я освобождаю тебя от моих уроков. Можешь уйти.
— Мне интересно послушать… Я останусь.
— Оставайся, дочка…
У меня запершило в горле.
— Родители у тебя есть? — спросил снова учитель.
— Отец.
— Ты совсем ничего не видишь?
— Вижу солнце… Врач сказал папе, что раз я вижу солнце, то мне можно возвратить зрение.
— Конечно, можно! Я сам ослеп на Хасане… Ничего не видел!
— А солнце видели?
— Солнце видел. И меня вылечили…
— Ну и я вижу солнце…
Долго еще учитель всматривался в красивые улыбавшиеся голубые глаза Хатии. Трудно, очень трудно было поверить, что эти глаза не видят света, товарищей, не видят его — учителя военного дела, низенького, невзрачного человека, по щекам которого сейчас стекали слезы и который не старался скрыть, что он плачет.
Раздался звонок. Учитель вышел из класса, не проронив ни слова. Мы молчали и не двигались с места. Заговорили лишь тогда, когда в класс вошла учительница грузинского языка и стала читать список.
— Что с вами? — спросила тетя Кето, удивленная непривычной тишиной.
— У нас был новый учитель военного дела, — ответила Хатия.
— Понравился?
— Кабы все вы были такими! — ответил я.
В тот день урок грузинского языка проходил необычно: говорили ученики, а преподаватель молчал и слушал их.
Бригадир Датико
В полночь на балконе что-то загромыхало. Я проснулся. Тетя, присев в кровати, с испугом смотрела на дверь, скрипевшую под сильным напором. Потом осторожно постучали в окно.
— Сосойя, иди ко мне! — позвала шепотом тетя.
Я подошел к тете, обнял ее. Она была холодна и дрожала всем телом.
Стук в окно повторился.
— Кто там? — с трудом выговорила тетя.
— Кето, открой дверь!
— Кто это?
— Это я, Датико!
Тетя закрыла лицо руками.
— Открой, Кето!
Тетя не отвечала.
— Кето!
Дверь заходила ходуном. Тетя не шевелилась.
— Кето открой, это я, Датико!
— Какой Датико?
— Да я, Датико! Не узнала?
— Датико в армии!
— Открой, иначе взломаю дверь!
— Сосойя, зажги лампу! — попросила меня тетя.
Я зажег лампу. Тетя встала, накинула халат, подошла к камину и замерла в углу.
— Открой, Сосойя!
Я вынул из ручки дверей засов, попятился назад и стал рядом с тетей. Дверь медленно, со скрипом открылась.
Перед нами стоял бригадир Датико: в распахнутой на груди гимнастерке, гладко выбритый, с взъерошенными волосами, с пистолетом за поясом и коротким карабином в руке.
— Здравствуйте! — улыбнулся он. — Испугались?
Мы промолчали. Датико двинулся к нам.
— Стой на месте! — сказала тетя.
Датико остановился.
— Кето, что с тобой? Я сто лет тебя не видел… — Датико сделал еще шаг.
— Стой, говорю!
— Да чего вы боитесь? Я обещал вернуться, вот и вернулся!
Датико двинулся к нам.
— Говорю тебе — стой на месте, — повторила тетя, — иначе позову соседей!
— Зови кого угодно! Никого я не боюсь! Я вернулся из-за тебя и не стыжусь этого! Слышишь ты?!