— Дай-ка мне это вино, если ему не хочется! — Бежана протянул руку.

— Пропади ты пропадом, Бежана! Не такой уж ты дурень, чтобы не отличать больного от здорового! Пошел вон!

После нескольких попыток Аквиринэ удалось заставить больного проглотить один, затем другой, третий глоток вина. Наконец он опорожнил стакан, но тут же зашелся от судорожного кашля. Он кашлял долго и надрывно. Наконец отошел, успокоился и задышал ровно, но вдруг заерзал, застонал, стал размахивать руками.

— Ну-ка, женщины, выйдите из комнаты! — приказала Аквиринэ.

— Что с ним? — вскрикнула тетя. — Ему плохо?

— Нет, хочу растереть его.

Тетя вышла. Хатия осталась. Она стояла в углу комнаты и молчала.

Аквиринэ раздела больного догола. Потом она налила себе на ладонь жидкость из пузырька, растерла другой ладонью, нагнулась к больному и стала не спеша натирать ему грудь.

— И не щекотно ему? — расхохотался Бежана.

— Переверните! — сказала Аквиринэ.

Мы перевернули больного. Аквиринэ так же не спеша, основательно натерла ему спину и поясницу. Когда мы снова переворачивали больного, я посмотрел на Хатию. Она по-прежнему стояла не двигаясь в углу.

— Пошла отсюда! — прикрикнул я на нее. — Не видишь, что ли, голый же он!

— Ничего, Сосойя, я постою, — улыбнулась Хатия.

У меня больно сжалось сердце, стало стыдно, и я заорал во весь голос:

— Убирайся отсюда!

Аквиринэ и Бежана удивленно посмотрели на меня.

— Ты что, ненормальный? — спросил Бежана. — Или забыл, что она слепая?.. Стой здесь, детка, — обернулся он к Хатии, — не слушай этого дурака!

Хатия, не ответив, вышла из комнаты.

Аквиринэ поправила под больным подушку, погладила его по голове, дала отпить еще несколько глотков вина.

— Позови Кето!

Я вышел на балкон и вернулся вместе с тетей и Хатией.

— Надо переодеть его, — обратилась Аквиринэ к тете, — а его одежду выварить как следует!

Тетя принесла и положила на кровать белье, оставшееся от деда.

— Ну и пустота, что в нашем магазине! — раздался вдруг недовольный голос Бежаны.

Мы оглянулись и увидели, как Бежана с разочарованным видом рассматривал вывороченные карманы брюк и гимнастерки больного.

— А документы есть, Бежана? — спросила тетя.

— Нету, Кето, ничего здесь нету!

— Вот тебе и на! Как же узнать, кто он такой, как его фамилия? — забеспокоилась тетя.

— Как кто? Сосоин русский он! — объяснил Бежана.

— А может, он вовсе не русский, а украинец? — сказал я.

— Какая разница? Фамилию его я все равно бы не запомнил! Сосоин русский — и все тут! — настаивал на своем Бежана.

— Аквиринэ, — обратилась тетя к старушке, — как по-твоему, удастся спасти его?

— А он уже спасен, дорогая! — ответила Аквиринэ. — И спасен благодаря этому вот непутевому! Слышь, Бежана, это ты спас его!

Польщенный Бежана самодовольно улыбнулся, подошел к кровати больного, присел, взял его за плечи, встряхнул и громко позвал:

— Сосоин русский!

Больной зашевелился.

— Что, не слышишь? Здравствуй, Сосоин русский! И хватит тебе валяться в постели! Вставай! — Бежана еще раз встряхнул больного.

— Отстань от него! — оттолкнул я Бежану.

— Погоди! — заупрямился он. — Кто его спас, Аквиринэ? Я? (Старушка кивнула головой.) Так дайте мне поговорить с ним!.. Тебе говорю, Сосоин русский! Очнись! Вставай!

И вдруг больной действительно открыл глаза.

— Ну вот, а что я говорил! — обрадовался Бежана.

Больной долго смотрел на Бежану, потом по очереди оглядел каждого из нас. Красивые карие его глаза воспаленно блестели.

— У, сволочи… — пробормотал он тихо.

— Чего это он? — удивился Бежана.

— Он принимает нас за немцев!

— Вот дурак! Слышь, Сосоин русский, это я, Бежана, не узнаешь меня? — Бежана ласково потрепал больного по щеке. Тот закрыл глаза.

— Ночью он будет бредить. Дай ему попить вот этого… Утром свари кашу, попробуй накормить помаленьку… Если жар не спадет, пусть Сосойя еще раз натрет его. Ну, не расстраивайся, Кето, моя дорогая! — Аквиринэ встала, поправила подол платья и обратилась к Бежане: — Пошли, Бежана, никуда твой русский не сбежит!

— Здрасти, русо! — Бежана приложил к голове растопыренную пятерню, повернулся и, напевая песенку, последовал за Аквиринэ.

Всю ночь мы с тетей и Хатией не сомкнули глаз. Больной беспокойно ворочался, метался, бредил. В полночь он вдруг присел в постели, вперил в нас отсутствующий взгляд лунатика, потом посмотрел на дверь и позвал:

— Сестра!

— Что тебе, милый? — спросила тетя по-русски.

— Сестра, жалко тебе глотка мышьяка? — простонал больной.