— Ну, дочки, на квартиру будем переезжать.

Я шепнула Шуре:

— Ты же знаешь, я не могу…

Дядя Алеша понял и перебил меня:

— Вы здесь спите на одной койке. Я буду платить дровами. Где двое — там и трое. На следующей неделе переберетесь.

Переехали мы в семью, в которой были две маленькие девочки, жена, муж и бабушка. У них была большая комната и кухня. Хозяйка Леля нам сразу сообщила, что ее муж практически дома не бывает и что у бабки есть своя комната, она приходит ей помогать, сама она недавно перенесла тяжелую операцию и не может ни пилить, ни колоть дрова. Нашу широкую кровать поставили за шкаф, у нас получился как бы свой уголок, а Вовке отец привез раскладушку, ее ставили на ночь в середину комнаты к большому окну под фикус. На следующий день Леля попросила наши паспорта, посмотрела на меня:

— Ты что, немка?

— Там же написано, финка.

— Ты не волнуйся, я про это знаю, у моего Семена мать немка, у них тоже такие паспорта. — Потом она будто спохватилась и прошептала: — Вы только ему не говорите, он это скрывает. Он же у меня член партии. Анкеты у него чистые. Всю войну провоевал, немецкий как русский знает. Его родня с материнской стороны живет в ссылке в Средней Азии. — Она вложила мое удостоверение в Шуркин паспорт, отвернувшись к шкафу, проговорила: — Я должна отдать паспорта на прописку, если что…

Через несколько дней она вернула нам паспорта, сказав, чтобы я не забыла отнести свой документ на следующей неделе на продление. Я кивнула. В тот вечер, вернувшись со школы, Шура сказала:

— Идем на улицу.

Мы вышли, она обняла меня:

— Ты знаешь, я говорила с отцом, он может тебя удочерить, — тогда ничего этого больше не будет, ты сможешь поехать с нами под Ленинград, отец собирается весной переехать, продаст все, и мы вместе переедем. Будешь жить с нами.

Я заплакала.

В паспортный стол я отправилась в понедельник. У меня взяли мое удостоверение и как обычно велели прийти через два дня. А когда я пришла за паспортом и назвала свою фамилию, секретарша сказала, что меня просит зайти начальница. У меня заныло под ложечкой и пересохло в горле. В голове мелькнуло: «Вышлют». Я встала. Секретарша велела сесть на место и ждать, пока вызовут. Показалось, будто откуда-то издали прокричали мою фамилию. Я прошла за секретаршей в большой кабинет с высокими узкими окнами. Между двумя завешанными толстыми темными шторами окнами за большим письменным столом сидела в форме офицера милиции блондинка с волнами и трубочками на голове. Вышла секретарша, она заулыбалась, указала на стул, назвала меня по имени, показалось, что она произнесла мое имя без акцента. Я продолжала стоять, она повторила:

— Садитесь, садитесь, у меня с вами будет немного необычный разговор. Скажите, ваш отец работал в финском техникуме в Ленинграде?

Я кивнула, в горле опять пересохло, я сглотнула. Она предложила воды из графина.

Я еле слышно промямлила:

— Спасибо.

Она ничего не спрашивала, а сказала невероятное:

— Ваш отец был моим любимым учителем, хотелось бы кое о чем поговорить, приходите ко мне в гости. — Она быстро написала на бумажке адрес и отдала мне со словами: — Я хочу помочь Вам, сегодня среда, — протянула она, будто обдумывая что-то, — приходите послезавтра, часов так в шесть, я Вас буду ждать.

Домой я шла медленно, казалось, надо хорошенько подумать… На пальце у нее обручальное кольцо, она замужем, у нее русская фамилия. А вдруг это неправда, что она ученица моего отца? А если даже и ученица… Это, может быть, еще хуже. Она начальница паспортного стола… Конечно, здесь нужны люди, которые бы знали одинаково хорошо и русский, и эстонский, но чтобы финка им подошла… Ну, конечно, в паспорте она, может быть, и не финка. Но неужели там в паспортном столе не разобрались, если у нее поддельные документы или она скрывает свои анкетные данные… А может, она боится и ей нужно показать, что она им служит… для какой-то ее собственной цели я ей нужна. Не надо говорить о маме. Это ее напугает, если даже она на самом деле хочет помочь, про маму она, может, и не знает…

Хозяева ужинали, я прошла к себе за шкаф, Шура занималась.

Я села рядом с ней, она чуть качнулась на пружинах, посмотрела на меня:

— Что так долго?

— Там очередь была.

— Иди поешь, бабка нам суп сварила и картошка жареная на сковороде.

* * *

Наш одноэтажный четырехквартирный дом стоял на горке, за мостом, а чуть выше было громадное кладбище. Из наших окон был виден крутой берег реки, мост и шоссе, а окна другой стороны дома смотрели на кладбище.

Я налила тарелку супа, села с Лелей и бабкой за стол, они допивали чай.

— Сегодня моя бабка чуть череп вместо камня не притащила домой, — проговорила Леля, хихикая.

Бабка, наоборот, сделала обиженное лицо и сказала:

— Неправда, я вовсе не собиралась его принести, просто я тебе рассказала, что пошла искать камень на бочку для квашеной капусты, издали мне показалось, что это камень. Я наклонилась, увидела череп, и вообще отправилась домой, ты всегда все переворачиваешь.