Помню, приходилось иногда встречаться с русскими эмигрантами, жившими в Англии. Многие из них открыто выражали свою грусть, тоску по Родине, интересовались, можно ли вернуться обратно и как это сделать. Встречи с ними вызывали двоякое чувство: мы понимали, что в Англии им туго приходится, и жалели их, но в то же время и осуждали за то, что когда-то они отреклись от Родины.

Наш рабочий день был плотно забит. И все равно время тянулось медленно и однообразно. Особенно грустно бывало по вечерам. В такие минуты чаще вспоминались родные, близкие. Возникало желание расслабиться, тянуло поговорить с друзьями «по душам». Частенько мы с Алексеем Прокопьевичем Проничкнным заходили «на огонек» к Никольскому. В его просторной каюте за чаем с английским джемом или ромом просиживали перед сном час–другой, предаваясь воспоминаниям.

— С Олей я познакомился в Ленинграде за год до выпуска из училища — в 1938 году. А произошло это... — Алексей Прокопьевич, мечтательно улыбаясь, рассказывал, как, получив увольнительную, поехал с однокурсниками на Кировские острова, где был карнавал послучаю встречи белых ночей.

— И как ты заметил такую маленькую хрупкую девушку в огромном парке? — улыбаясь, спрашивал Никольский. Он хорошо знал жену Проничкина по Владивостоку.

— А я со своей Полиной познакомился на танцах в училище. Она тогда была студенткой–первокурсницей. Два года встречались, а потом поженились...

Когда Николай Иванович это говорил, его бархатные глаза немного увлажнились, а голос стал мягче. Я сидел и молча слушал. Мне еще нечего было рассказывать.

От таких бесед становилось легче на душе. Умиротворенные, мы отправлялись спать, чтобы ранним утром снова приняться за дела.

По состоянию механизмов наш «Ричмонд» был лучше остальных «шипов». Это позволило нам раньше других экипажей завершить приемку эсминца от англичан. В конце июня все командиры боевых частей и начальники служб доложили командиру корабля о выполнении плана–графика приема по своим подразделениям.

Заключительным этапом многодневной работы экипажа стал контрольный выход в море. К нему моряки готовились с большой ответственностью. Накануне выхода состоялись совещание партийного актива и собрание личного состава корабля. По всему было видно, что каждый член экипажа готов выполнить поставленную перед ним задачу.

Утром 29 июня на «Ричмонд» прибыл вице–адмирал Левченко. Вскоре зазвучала команда:

— По местам стоять, со швартовов сниматься!

Этот хорошо знакомый и в общем-то привычный сигнал тогда прозвучал по–особенному. А может быть, мне так показалось: мы долго готовились к выходу в море и с волнением ждали этого момента.

На контрольном выходе предстояло проверить работу всех механизмов и устройств, а также умение личного состава обслуживать корабельную технику.

Мое место по тревоге и «авралу» — на ходовом мостике. В бою мне предстоит управлять огнем зенитной артиллерии, при съемке с якоря и швартовов — быть на связи с кормовым мостиком и ютом [28] .

Ходовой мостик во время боевой тревоги становится главным командным пунктом корабля. Сюда стекается вся информация с боевых постов и командных пунктов подразделений. Здесь информация оценивается и возвращается обратно в виде команд и приказаний командира. От четкости работы расписанных на мостике людей зависит успех боя.

Занимаю свое место. Здесь уже находятся командир корабля Рябченко, старпом Проничкин и вахтенный офицер Лисовский. На крыльях мостика стоят сигнальщики Головин и Иншин. Ниже, в рулевой рубке, ожидает команды командир отделения рулевых Папушин.

Звонит телефон. Снимаю трубку:

— Докладывает лейтенант Лариошин. Ютовая команда выстроена по «авралу»!

— Есть! — отвечаю я и записываю время в блокнот.

Потом на разборе эти записи понадобятся.

На мостик поднимается вице–адмирал Левченко. Гордею Ивановичу уже сорок восьмой. Сын крестьянина, он прошел долгий и трудный путь от юнги до адмирала. В свое время был старшим артиллеристом на линкоре, командиром эсминца, командовал легендарной «Авророй», соединениями кораблей, военной флотилией и флотом. Теперь он заместитель народного комиссара Военно–Морского Флота.

Однако вернемся на мостик «Живучего». Здесь тем временем появился английский офицер. Это командир «Ричмонда» капитан–лейтенант Стакпул.

Поздоровавшись с адмиралом, Стакпул жестом приглашает Рябченко занять место на командном пункте: дескать, давайте командуйте, а я посмотрю, как это у вас получится.

Николай Дмитриевич кивает в знак согласия. Он, как обычно, спокоен, уверен в себе.

В носовой части по обоим бортам выстроились краснофлотцы — швартовая команда. Перед строем — старший боцман Алексей Повторак. Он посматривает на мостик: ждет приказаний.