Шрифт:
– Хорошо, – устало сказал я, – давай попробуем. Только начнём не сегодня, договорились?
Глава 7
После сражения на берегу плавание стало скучным и однообразным. Одна волна была похожа на другую, один остров на другой, и даже одни и те же морские птицы, казалось, летели за нами от самого Константинополя. Иногда галеру сопровождали дельфины, чудные и загадочные создания, которые, как говорят, выкармливают своих детёнышей молоком, подобно женщинам. Они резвились и играли вокруг судна, и суровые лица гребцов при виде этих детей древних морских богов светлели. Говорят, дельфины приносят морякам хорошую погоду и удачу в плавании.
Каждое утро до завтрака я заставлял Гильома проделывать комплекс гимнастических упражнений, рекомендованных Гиппократом для укрепления здоровья. Рыцарь ворчал, но прилежно размахивал руками и ногами, а также учился правильно дышать. Умеренность в еде, регулярное питание и мои травы делали свои дело, и он быстро поправлялся.
После гимнастики наступал его час. Мы прыгали по палубе, стуча деревянными мечами и кинжалами. Гильом был мной недоволен, потому что полагал, будто я занимаюсь недостаточно прилежно. Я же боялся повредить руки, ибо длинные и чуткие пальцы целителя – его лучший инструмент. Сломанный палец заживёт, но прежней подвижности в нём уже не будет.
Потом, съев свою порцию изрядно надоевшей солонины и сухарей, размоченных в вине, мы усаживались на корме так, чтобы не мешать ни капитану, ни рулевым, и вели длинные разговоры обо всём на свете, понимая друг друга всё лучше и лучше. Со временем мы даже сдружились, насколько вообще возможна дружба франка-крестоносца и ромея, чья страна была поругана и разграблена воинами креста. Гильом оказался честным и прямолинейным воином, хотя и не сведущим в науках. Он превосходно разбирался в тактике пешего и конного боя, в крепостной фортификации, в оружии и лошадях, оставаясь при этом неграмотным. Крестоносец не мог написать на пергаменте даже своё имя, но при этом неплохо говорил на языке алеманов и на кастильском наречии. Как ему удавалось это, не ведаю.
И вот однажды я спросил:
– Скажи мне Гильом, как получилось, что ты оказался среди крестоносцев, и вообще, почему рыцари, собиравшиеся отбить у неверных Гроб Господень, вдруг взяли, да и разграбили город и страну, которую населяли такие же христиане как они? Не будем сейчас спорить о Восточном и Западном обряде, хорошо? Ведь мы с тобой оба верим в Господа нашего Иисуса Христа, принявшего крестную муку и тем искупившего наши грехи. Что может быть важнее этого?
Крестоносец вздохнул, закрыл глаза и откинул голову на борт. Лицо его опечалилось. Он долго молчал и я уже думал, что ответа не будет, но Гильом сказал:
– На первый твой вопрос, друг мой Павел, ответить легко, а вот ответа на второй, честно говоря, я и сам толком не знаю. Но вышло так, что я видел, как начинался поход, и чем он закончился. Если хочешь, я расскажу что знаю, и мы подумаем вместе. Твоя голова работает куда лучше моей – ведь по ней не били мечами и топорами. От этого, знаешь ли, не умнеют… Вот и я стал забывать многое из того, что знал раньше, а чтению и письму так и не научился. Может, будет лучше, что ты услышишь рассказ от меня, запомнишь его, а потом запишешь в толстую книгу, и через много-много лет какой-нибудь дотошный монах увидит на странице моё имя. Спешить нам некуда, надо же как-то убивать время. Правда, рассказывать лучше с кружкой доброго вина в руке, а не всухомятку. Сходи к капитану, попроси у него кувшин-другой, а? Тебе он точно не откажет.
Гильом отхлебнул вина, скривился, заглянул в кувшин, зачем-то поболтал его и поставил на палубу, придерживая у борта ногой.
– Ты хочешь знать, как я очутился среди рыцарей креста? Изволь, я отвечу. Только сначала скажи, сколько детей у твоего почтенного отца?
– Я был один в семье.
– Тогда тебе здорово повезло! Хотя, если подумать… Нет, всё-таки, определённо повезло! Вот нас у отца было пятеро. Законных, разумеется, а сколько мой папаша наплодил бастардов, он, наверное, и сам не знал, да и кто и когда их считал? Девочки в семьях рыцарей в расчёт не брались, ведь наследует меч, а не кудель. Их удел – выйти замуж и уйти в другую семью, а если сбыть с рук это сокровище не удастся, тогда, значит, ей одна дорога – в монастырь. Мои сестрички не были страхолюдинами, да вот только папаша жадничал с приданым, так что чуть не дожадничался. Сообразил только в последний момент, что ещё год-другой – и девок придётся отдавать в монашки, а туда без вклада тоже не возьмут. Ну, девки – ладно. А вот нас, сыновей, у папаши было трое. Фьеф, [47] ясное дело, достанется старшему, а что делать двум другим? Младшенький наш с детства был слаб здоровьем, наверное, оттого, что не выпускал из рук книг. Ну и уехал в Лион, закончил тамошний университет, стал законником, говорят, теперь ест на золоте, как король. Только зачем ему золото? Вино он не пьёт, говорит, голова кружится и тошнит, девки его тоже никогда не влекли. Вроде и не евнух, и не монах, а живёт отшельником, книжную пыль нюхает и тем счастлив. А вот что было делать мне?
47
Фьеф – феодальное владение (земли и замок), которые получал вассал, принеся клятву верности сеньору.
– Разве нельзя было поделить наследство между двумя братьями?
– Во-первых, там и делить-то было особенно нечего, – махнул рукой Гильом, – у папаши хорошо получалось только детей строгать, а, во-вторых, у нас так не принято.
– Почему?
– Ты как младенец. Да очень просто! Потому что между наследниками начнутся бесконечные свары. Каждый будет считать, что именно его обделили при делёжке, а другим достались куски побольше и послаще. Кончается это всегда одинаково: спорщики истребляют друг друга, а наследство отходит в казну. Если уж королевские сынки не могут поделить провинции, что говорить о простых рыцарях?
– А суд?
– Суд… Процесс выигрывает тот, у кого больше денег. Точнее, процесс кончается тогда, когда ни у той, ни у другой стороны больше нет денег. А у меня их и так не было. Тут-то и подоспели вести о том, что готовится новый поход. Знаешь, судьба Гроба Господня меня не очень-то интересовала – у неверных он или там ещё где. Какая мне-то разница? А вот разбогатеть хотелось, да ещё как. Я уже не был молод, но дураком оставался изрядным. Страны неверных мне представлялись такими, как описано в сказках – груды золота и драгоценностей, надо только добраться до них и черпать шлемом… Ну, и потом: папа обещал крестоносцам отпущение всех грехов, а король – прощение долгов по налогам. Нужно было проносить крест всего год. Вот так оно и вышло…