– Не иначе, Айгуль смазала петли маслом, - решил я, закрывая за собой калитку.

Впереди, во мраке выступил темный силуэт огромного особняка. Как мне было указано, я обогнул его с левой стороны и остановился возле первого окна. Его подоконник возвышался на полметра над моей головой. Я шагнул к темневшим неподалеку кустам.

Когда стойки лестницы коснулись стены дома, неожиданно раздался тихий щелчок и створки окна разошлись в разные стороны. Между ними мелькнула девичья фигура. В один миг я вскарабкался на подоконник. Окно изнутри оказалось зашторенным плотной материей. Я отодвинул ее и спустил ноги на пол.

– Ты где?
– прошептал я в темноту.

– Здесь, - донесся до меня шепот из глубины комнаты, - закрой окно.

Я повернулся, отодвинул материю и захлопнул оконные створки.

– Что это у тебя на окне висит?
– я пощупал край материи.

– Одеяло.

– Одеяло?!
– переспросил я, - зачем?

Я уловил звук шагов и затем услышал рядом с собой голос Айгуль:

– У тебя в школе по физике какие оценки были?

– Пятерки, четверки, - растерянно ответил я.

– В таком случае, тебе следовало бы знать, что оконное стекло резонирует звуки в помещении, увеличивая их громкость.

– Ммм, - промычал я.

В этот момент рука Айгуль коснулась моего плеча, и следом за этим раздался ее приглушенный возглас:

– Ты весь мокрый!

– Дождь на улице, - объяснил я.

Рука девушки скользнула мне на грудь.

– Что это?!
– вскрикнула она.

– Ааа..., это грязь. Там, перед вашей калиткой траншея...

Айгуль прыснула от смеха.

– Снимай живо рубашку. Я тебе сейчас халат дам.

– У меня и брюки в грязи, - пожаловался я.

– Брюки тоже снимай.

Я быстро сбросил с себя верхнюю одежду.

– Возьми халат, - раздался из темноты голос Айгуль.

Я не ответил и, стараясь не шуметь, сделал два шага в сторону.

– Женя, халат возьми, - повторила Айгуль.

Я продолжал хранить молчание.

– Женя, ты где? Перестань дурачиться.

Вытянув руки вперед, я двинулся на голос и вскоре мои пальцы коснулись спины девушки. Айгуль ойкнула от неожиданности и резко повернулась. Я обхватил ее за талию и притянул к себе...

Я где-то читал, что основной возбудитель сексуальных желаний мужчины это - вид обнаженного женского тела. Может быть это и так. Спорить не буду. Однако в ту ночь я не видел тела моей партнерши и, тем не менее, такой степени возбуждения и страсти, которые я испытал тогда, ни до, ни после никогда не ощущал. Видимо, потеря зрения в ту ночь компенсировалась обострением других чувств: слуха, обоняния и осязания. Меня приводили в трепет вздохи и стоны Айгуль, ее просьбы продлить удовольствие в моменты экстаза. Меня будоражил запах тела девушки и в особенности его интимных мест. Я изнемогал от желания, когда пальцы мои касались твердых, шероховатых сосков на груди или жестких волосков на лобке.

Не видя ничего перед собой, я ощущал себя вне пространства, в каком-то нереальном измерении. Наверное, это ощущение нереальности явилось дополнительным источником моей страсти. Я потерял счет, сколько раз в ту ночь мы с Айгуль заканчивали и начинали все снова. Каждый раз, после семяизвержения, я в изнеможении откидывался на подушки и, как мне казалось, не в состоянии был пошевелить ни рукой, ни ногой. Но стоило Айгуль коснуться моего тела, как тут же силы возвращались ко мне, и я с неистовством принимался целовать девушку, начиная от подушечек пальцев на ногах и кончая завитушками волос на затылке.

Ощущение времени, как и пространства, тоже покинуло меня в ту ночь. Я даже приблизительно не мог сказать, сколько времени прошло с того момента, когда я пролез в оконный проем. Поэтому был очень удивлен, услышав вдруг электронную мелодию будильника, и вслед за ней голос Айгуль:

– Пять часов. Женя, тебе пора уходить.

Когда мы прощались, стоя у занавешенного одеялом окна, Айгуль прошептала:

– Если хочешь, можешь прийти завтра в то же время.

Расставшись с Айгуль, я остановил частника и через двадцать минут был у себя дома. Скинув с себя одежду, я рухнул в постель и погрузился в сон столь глубокий, что не слышал, как сестра пыталась разбудить меня к обеду (она утверждала, что делала это несколько раз). Проснулся я в шестом часу и то лишь благодаря желудку, который настойчиво требовал заполнить его пищей. В тот день Таня приготовила к обеду голубцы. Навалив в тарелку гору голубцов, я набросился на еду с жадностью человека, месяц проведшего на необитаемом острове и питавшегося одними кореньями. Сестра молча взирала на меня, сидя у противоположного края стола, вздыхала и укоризненно качала головой. Насытившись, я снова завалился на кровать, предварительно заведя будильник на двенадцать часов.

Все было, как накануне: моросящий дождь, ключ под камнем, лестница в кустах, одеяло на окне, кромешная тьма и любовь. Впрочем, нет. Любили мы друг друга в этот раз иначе. Если в предыдущую ночь нас охватила безумная страсть и все наши действия подчинялись лишь этой страсти, то во вторую ночь, как опытные любовники, мы, не спеша, наслаждались друг другом. Мы с интересом и подолгу изучали наши тела, экспериментировали, меняя их взаимное положение во время близости. Мы придумывали замысловатые любовные игры и порой смеялись над нашими выдумками, как малые дети. Мы ощущали себя участниками какого-то необычного театрализованного представления, в котором были одновременно и постановщиками, и актерами, и зрителями.

Когда будильник проиграл свою грустную мелодию, мы еще несколько минут неподвижно лежали в постели, не находя в себе сил встать и расстаться.

– Я буду ждать тебя. Буду ждать всю жизнь, - прошептала Айгуль, прикладывая мою ладонь к своим губам.

Голос девушки дрожал. Я поднес руку к уголкам ее глаз и почувствовал влагу на кончиках пальцев.

– Не плачь, - попытался я утешить ее, - мы же расстаемся не навсегда. В сентябре следующего года я к тебе приеду.

Айгуль тяжело вздохнула и, резко отвернувшись от меня, каким-то странным, отрешенным голосом обронила: