На подушках любовных прав.

А днем Любовь — боль зубная,

И альков у нее — хлеб.

Но каждый рассвет — милая, знаю —

Вдовьей ночи прозрачный креп.

И когда едва касаясь губами

Пьяных букв, Твое имя ночью шепчу —

Только в эту минуту я слышу меж нами

Любовных узлов золотую парчу.

И когда моих рук обезумевший Цельсий

На солнцах груди твоей плюс 100, —

Твое тело экспрессом на губ моих рельсы

В сжигающий будни Восток.

И когда на трещащей лодке кровати

Извиваясь в волнах кипятка — к нулю, —

На Твоих

И моих губ

Кровавом закате —

Не женюсь — потому что люблю.

Август 1922.

Махудрам.

Эти пятна огней и реклам по Арбату —

Словно язвы

На теле ночной синевы.

Я тащусь

Этой пущей

Верблюдом горбатым

В цепком капкане Москвы.

Я трублю паровозным гудком этих строчек

Прямо в уши разорванных болью дней.

Красной молнией бунтов

Чернильные ночи

Разостлались над скукой моей.

И всегда мне проклятое «бы» и «почти»

В этом грязном дырявом корыте-ль нести?

Знаю,

Что свет самой тусклой мечты

Ярче ярчайшей действительности.

И окончив работу — желудок наполнить —

Зажигаю огни своих глаз на Тверской,

И швыряю снопы фиолетовых молний,

Убивая тоску тоской.

И топча каблуком своей славы цветы,

Рысаков моей юности взмылить —

Потому что огни самой тусклой мечты

Ярче ярчайшей были.

И в душе моей пятна реклам по Арбату —

Словно трели бича на спине синевы.

Возвещая

Час пятый —

Умираю

Распятый

На перекрестках Москвы.

Июнь 1923. Москва.

Утопая в кипучей моче,

Где скрежещет огнями Арбат —

По из’езженным кочкам ночей

Расшвырялся по свету набат.

Пусть исступлённых стихов коса

Сбрить эту оспу спрессованных пней…

Мне ли, поэту, окурки сосать

Испепелённых дней?

Мне ли для юности строить гробы

Словно голодный индус,

Если на черном столе судьбы

Бит моей жизни туз?

И суждено-ль мне средь грома «распни»

Вспенив стихов кипяток —

Вымыть прогорклые дни

Как носовой платок?

Распахнувшись рекламой

О хламе

Мострест

Над потухшей кометой своей головы —

Добровольцем полезу на крест

Всех перекрестков Москвы.

Лишь бы земной

Измотавшийся Шар

Нежно притиснуть к груди

Лишь бы со мной

Вселенский пожар

Новых людей родить!

Дальше — хоть рельсы,

Хоть кожу виска,

Браунинг, пулей целуй.

Лишь бы белье этих дней полоскать

Ядом поэзных струй…

Июнь 1923.

Москва.

Хорошо вам, серенькие, тихенькие,

Каждый день на службах в жвачку слов влезать.

Вечерами — порцию Чехова и Киплинга

И жену покорную нехотя лизать.

Хорошо вам, люди серой масти! Вам мигнут десятки

парой желтых глаз —

И рассветом маленького счастья

Вам сверкает раскаленный час.

За сиденье в канцелярии вы купите

Дров, кровать,

И для нее — жену.

И ночами будете сосать умильно губы те,

Что раскрылись в первую весну.

Хорошо вам.