Какой же бог мне предназначил муки —

Взобраться санкам губ

На горы снежных плеч?

Но там как змеи жаждущие руки,

И мне на них

Сгоревшим солнцем лечь.

Взбешонный сплетнями и шамканьем базара

Себя к Тебе

Гвоздями слез прибить, —

Чтоб в этом Мире все, не исключая комиссаров,

Умели боль растить

И так как я Любить.

Голгофах Страсти жизнь моя висела,

Но знаю —

Из груди Твоей мне высосать Весну, —

И на кресте Твоего жаждущего тела

Себя, Христа,

Гвоздями мук распну.

Декабрь 1922.

Украина.

Трилогия.

Прыгнет месяц-апаш в небесную синюю чашу,

Серебром белых тучек размечет свою шевелюру,

Золотым фонарем хулиганя помашет, —

А людские сердца — любви увертюру.

И еще не успеет любовь

Из гробов

Набухающих (радостью) почек

Треснуть в день, распирая улыбками мрак, —

А уже два свидетеля,

Ломаной змейкою росчерк —

И уже сфабрикован Брак.

В ту же ночь — его страсти голодной собака

В золотую помойку, откуда наследник потом.

А на утро ей — женщине — глупо заплакать

И бояться в отцовский дом.

А на утро—

В окошко истерзанный ночью платочек,

За столом в Губпродкоме —

Огрызок щемящих страстей.

Неизбежный обед, под кроватью какой-то горшочек,

И они — фабриканты пищащих детей.

И опять прыгнет месяц-фонарщик

В небесную синюю чашу,

Зафутболит мячом золотого огня, —

Но супругам обиженный что он расскажет?

Разве только — пеленки менять…

Мещанин без подтяжек

Провинцией в доску пропревший,

Обнаглевший, актерски-невежливый трус,

Оцилиндренный жулик

В последней игре прогоревший:

— Если деньги — женюсь.

Длинноногий студент, искалеченный римским правом,

Идеальный бездарник, лизака научных блюд, —

Подбоченясь в кафе громогласно и браво:

— Я женюсь — потому что люблю.

Ну, а я?

Как мне думать об этом браке

С той, что в сердце — хирурга ножом, — Е

сли даже чернилами плакать

Страшно ночами об имени Твоем.

Мне б только губ электрическим током

К алым рубинам грудных куполов.

Мне бы молчанья — долго и много,

Мне бы — из клетки любовных стихов.

Милая — милая!

Ты думаешь — легка мне

Мысль о понедельниках Любви моей? —

Сердце букашкой под мельничным камнем

Серой громады придущих дней.

И пока не прокрались — облезлые, старые

Будней коты

Птиц Любви задушить —

Смычок Твоего имени неслыханные арии

На скрипке моей души.

И — честное слово — не нужно истерик,

Рычаний, взвизгов и медных труб.

В поисках новых, незнанных Америк

В океан Твоего тела

Корабли моих губ.

Когда канцелярщик, прогнивший входящими,

Гнилью чернил — скуки итог, —

До любви ли ему, одуренному чащами

Леса балансов и треска тревог?

Когда инженер — иглы зданий в небо,

Врач — рыцарь смерти — на страже гробов,—

Им бы вина, комфорта, хлеба, —

На чорта тогда им душа и любовь?

Когда тихий поэт в поэзном смерче,

Так что воздух огнем и больно дышать, —

Призрак любви в отдаленность заверчен

И колючею мухой только мешать.

Но зато когда по черному бархату — свечи,

Когда лодка луны — облака в рассвет —

Посмотрите, какими огнями засвечен

Канцелярщик — врач — инженер — поэт!

Покрывало их — звездоблесков полог,

Ложе у них — поцелуи трав,

Знамя Любви — сумасшедший астролог