–  Где нам обозначить рубеж встречи двух фронтов? спросил Мерецков.
– Может быть, в районе железной дороги, что идёт через Рабочие посёлки номер один и номер пять, вот здесь?
– Кирилл Афанасьевич обозначил это место на карте.

–  Согласен!
– задорно воскликнул Говоров.
– Здесь самое узкое место между нашими фронтами. Да, а как там Сталинград?

–  Пока на улицах города идут ожесточённые бои, - подчеркнул Мерецков.
– Чтобы помочь защитникам Сталинграда, 19 октября в наступление перешли войска Донского фронта, немцам тут же пришлось снять со штурма города большую часть авиации, артиллерии и танков и бросить всё это против Донского фронта. По словам Василевского, там идёт упорная и кровавая битва, - проговорил Кирилл Афанасьевич.
– Но у Александра Михайловича был бодрый голос, и я понял, что назревают события не в пользу врага.

–  Что конкретно?
– насторожился Говоров, разглаживая ладонью колючие усы.

–  Василевский об этом не сказал, лишь намекнул.
– Мерецков выдержал паузу.
– По его словам, сейчас главная задача сталинградцев - измотать немцев до предела, а уж потом ударить по ним... Да, не будь этих тяжких боев под Сталинградом, мы бы с вами, Леонид Александрович, получили для фронтов солидные резервы, пока же всё идёт в Сталинград.

Работалось обоим командующим быстро и хорошо, они с полуслова понимали друг друга. В шестом часу вечера перекусили, и Мерецков уехал в свой штаб. Провожая его, генерал Говоров был задумчив.

–  Чего вдруг притих?
– спросил его Кирилл Афанасьевич.

–  Хотелось бы крепко ударить по немцам, но войск и боевой техники у меня маловато, на глубокую операцию сил не хватит.

–  Не горюй, дружище!
– ободрил его Мерецков.
– Мы и с теми силами, что есть, дадим фрицам прикурить. Ну, будь здоров, Леонид Александрович!
– Они обнялись на ледяном ветру, и Кирилл Афанасьевич поднялся в кабину «Дугласа».

План, который разработали командующие, предусматривал встречный удар двух фронтов, разгром группировки немцев к югу от Ладоги и прорыв блокады Ленинграда в самом узком месте. Мерецков, учитывая трудности Ленинградского фронта, пошёл на то, чтобы в операции участвовало больше дивизий его фронта, нежели Ленинградского. Кирилл Афанасьевич боялся, что Ставка не утвердит его план, но она утвердила его без каких-либо замечаний. Мерецков не смог сдержать своих чувств.

–  Пока всё идёт без сучка, без задоринки, - сказал он, потирая руки и весело глядя на генерала Стельмаха.
– Декабрь Ставка нам отводит на подвоз боеприпасов и новой техники, ремонт танков и прочее. Начнём мы боевые действия в начале января сорок третьего. Знаешь, как в Ставке назвали нашу операцию?

–  Не слыхал, - смутился генерал Стельмах.

–  «Искра»!
– весело изрёк Кирилл Афанасьевич.

Директива Ставки на прорыв блокады поступила 8 декабря. Руководство Волховского фронта к этому времени претерпело изменения. Членом Военного совета фронта по инициативе Верховного был назначен генерал Мехлис, а начальником штаба - генерал Шарохин. Генерал Стельмах возглавил штаб Юго-Западного фронта. Не знал Кирилл Афанасьевич, что видится с ним в последний раз: 21 декабря Стельмах погиб в бою, об этом Мерецкову в тот же день сообщил командующий фронтом генерал Ватутин. Конечно, генерал Шарохин был более опытный штабист, ещё до войны он окончил Военную академию Генштаба, а в ходе войны был заместителем начальника Генштаба. Против его назначения Мерецков не возражал, хотя ему жаль было отпускать Стельмаха. Но так решил не он, а Сталин, о чём Кирилл Афанасьевич честно заявил Григорию Давидовичу.

–  И Мехлиса, и Шарохина прислала ко мне Ставка, - сказал Мерецков, - так что я не ставил вопроса о твоей замене. Но ты уходишь к моему другу Ватутину, он тебя знает и в обиду не даст. Передай от меня ему привет.

–  Скажу честно, мне не хочется от вас уходить.
– Голос у Стельмаха дрогнул.
– Я же воевал с вами рядом в самые тяжкие дни...

–  Не переживай, Григорий Давидович, - успокоил его Кирилл Афанасьевич.
– Главное ведь не в том, где ты вою ешь, а как ты воюешь.

Интересной была у Мерецкова встреча с генералом Мехлисом. Когда тот прибыл в штаб, Кирилл Афанасьевич, поздоровавшись с ним, спросил:

–  Что, прибыли меня инспектировать?

–  Нет, Кирилл Афанасьевич, - тихо ответил Мехлис, и, как показалось Мерецкову, в его голосе прозвучала неуверенность.
– Меня назначили членом Военного совета Волховского фронта.

Мерецков смутился, какое-то время молчал, не зная, что ответить, но вскоре обрёл прежнее спокойствие и, слегка улыбаясь, промолвил:

–  Ну что ж, начальству виднее, куда вас направить, была бы только польза. Ну а коль прибыли ко мне, будем работать вместе. Можете тут располагаться и чувствовать себя как дома!

Мехлис, однако, остался стоять.

–  В мае я был на Крымском фронте как представитель Ставки, - заговорил он негромко, чуть потупив взор, - но я не обеспечил организацию обороны и меня освободили от всех должностей. Вы знаете об этом?

–  Знаю, Лев Захарович, - усмехнулся Кирилл Афанасьевич.

–  И что вы на это скажете?

–  У любого военачальника могут быть неудачи на фронте. Были они и у меня. Лекарство для выздоровления здесь одно - извлечь урок и трудиться в полную силу. Как это говорил Лев Толстой? Думай хорошо, и мысли созреют в добрые поступки!

–  У Льва Толстого есть и другие слова, - улыбнулся Мехлис.
– Он говорил, что дело не в том, чтобы знать много, а в том, чтобы знать из всего, что можно знать, самое нужное.

–  Я не Лев Толстой, но коль речь идёт о нашем военном деле, сказал бы так: долг превыше всего, и тот, кто честно исполняет его, герой.