Шрифт:
– У меня к вам есть дело, Семён Михайлович. Вы сможете меня принять?
– Дел тут у меня под завязку, - усмехнулся в трубку Будённый, - но как не принять бывшего своего подчинённого! Приходи к семи вечера, сможешь?
– Конечно!
– Что-то ты, Кирилл, похудел, а?
– спросил Будённый, едва Мерецков вошёл к нему в кабинет.
– Много езжу, Семён Михайлович, к тому же часто проводим учения. Как тут не похудеть!
В его глазах Будённый уловил лукавый блеск.
– Ну, выкладывай, что у тебя?..
Мерецков доложил ему все подробности о своих взаимоотношениях с Корком, поведал, чем болела душа, и закончил так:
– Работы, даже самой сложной, я не боюсь, но, когда её не ценят, пренебрегают твоими советами, стынет романтический порыв, а без него служба кажется сущим адом!
Будённому понравилось, как Мерецков излил душу, и ему захотелось помочь Кириллу Афанасьевичу.
– Значит, так. Работай в штабе в полную силу, как и работал, - сказал он.
– Твоё желание уйти в другой округ я поддерживаю и об этом переговорю с Ворошиловым. Думаю, нас с тобой он поймёт.
Неизвестно, что сыграло свою роль - то ли просьба Будённого, то ли беседа Мерецкова с наркомвоенмором Ворошиловым, который вскоре вызвал его к себе, - но в апреле 1932 года, примерно через две недели, Кирилл Афанасьевич был назначен начальником штаба Белорусского военного округа. Как позже узнал Мерецков, Ворошилов переговорил с командующим округом Уборевичем, и тот согласился взять Мерецкова на столь ответственную должность. И хотя отношения с Корком у Кирилла Афанасьевича были натянутые, уезжая в Минск, он поблагодарил Августа Ивановича за всё хорошее, чему научил его бывалый военачальник.
– Я не причастен к вашему перемещению по службе, но одобряю ваш отъезд, - сдержанно произнёс Корк.
– Иероним Петрович вас ценит и уверен, что вы добьётесь желаемых успехов!
Видимо, Корк догадался, что Кирилл Афанасьевич просил наркомвоенмора перевести его в другой округ, и поэтому выглядел несколько озадаченным. Мерецков, однако, сделал вид, что ничего не заметил, только и промолвил:
– Спасибо, Август Иванович!
Мерецков был несказанно рад уехать в Белоруссию, где он уже служил, а жена, узнав о переводе, грустно заметила:
– Мне бы не хотелось уезжать из Москвы, Кирюша, столица всё-таки.
– Не горюй, Дуняша, мы ещё сюда вернёмся, - успокоил её Кирилл Афанасьевич.
Неожиданно позвонил Будённый и спросил, когда Мерецков уезжает в Минск.
– Видимо, послезавтра, Семён Михайлович, - ответил Кирилл Афанасьевич.
– Я очень рад, что снова буду служить под началом Уборевича. Вы хотите дать мне какое- то поручение?
– Поручение одно, Кирилл, - раздался в трубке бас бывшего командарма, даже Дуня услышала его голос, - чтобы ты как начальник штаба округа во всю ширь проявил свои способности. Сам же говорил, что не чураешься самой тяжёлой работы. Ну, а звоню тебе вот почему. В Белоруссии находится 4-я кавдивизия, которая была ядром Первой конной армии. Раньше она дислоцировалась в Ленинградском военном округе, но в этом году её спешно перебросили в Белоруссию, в город Слуцк, а там для неё нет ни кола ни двора. Теперь конники сами строят себе казармы, конюшни, штабы, жилые дома. На днях я хотел туда съездить, но Ворошилов посылает меня на Северный Кавказ. Так что при случае посмотри, как там идут дела, помоги начдиву, если что. Понял, да? Ну вот и хорошо.
– Всё, что будет в моих силах, сделаю, Семён Михайлович!
– заверил Мерецков.
Однако вскоре история с кавдивизией приняла новый оборот. Весной 1933 года командарм 1-го ранга Уборевич после инспектирования частей кавдивизии, теперь уже именуемой 4-й Донской казачьей дивизией, нашёл её в состоянии крайнего упадка. Об этом он срочно доложил Ворошилову, чьё имя носила кавдивизия, и поставил вопрос о снятии начдива с должности. Климент Ефремович в свою очередь проинформировал Будённого о звонке Иеронима Петровича и просил подыскать нового начдива. Семён Михайлович предложил назначить туда Георгия Жукова, что и было сделано. За два года тот вывел дивизию в передовые в округе. Она была награждена орденом Ленина. Орден Ленина получил и Георгий Константинович, и вручил эти высокие награды дивизии и её начдиву Жукову Будённый.
Не оставаясь больше ни дня в Москве, Мерецков с семьёй прибыл в Минск и с первого же дня, без раскачки вступил в новую должность.
– Видите, Кирилл Афанасьевич, мы снова с вами вместе трудимся, - сказал ему командарм 1-го ранга Уборевич.
– Ваш стиль штабной работы мне по душе, и я уверен, что нам удастся ещё выше поднять боеготовность войск округа.
От слов командующего у Кирилла Афанасьевича гулко забилось сердце, он так разволновался, что у него повлажнели глаза.
– Иероним Петрович, я же вас люблю и бьюсь об заклад, что никогда вас не подведу!
– не по-уставному произнёс Мерецков.
– Дело-то у нас с вами святое - крепить мощь Красной Армии, и делать его надо чистыми руками и по совести.
– Мысли у вас хорошие, спасибо, Кирилл Афанасьевич. Ладно, устраивайтесь с семьёй, а потом поговорим о деталях.
Служба в новом округе всецело овладела Мерецковым, у него словно появилось второе дыхание. А работы было достаточно, и работы интересной, от которой порой захватывало дух. В 1932 году впервые в Красной Армии создавались механизированные корпуса, каждый из которых имел в своём составе до пятисот танков и до двухсот автомобилей.
– Эти корпуса послужат хорошей базой для дальнейшего развития теории широкого применения механизированных войск, - заметил как-то Уборевич.
– И вам, Кирилл Афанасьевич, как начальнику штаба есть где проявить свои данные, чтобы сделать механизированные соединения мобильными и боеспособными.