–  Что там у вас случилось, товарищ Мерецков?
– спросил Сталин.
– Почему до сих пор не сокрушили линию Маннергейма?

Кирилл Афанасьевич объяснил, что орудия в 7-й армии малого калибра, они ведут интенсивный огонь, но доты и дзоты разрушить не в состоянии.

–  И танки не могут вас выручить?

–  Не могут, у них орудия ещё меньшего калибра, - ответил Мерецков.
– Бьём по дотам и дзотам прямой наводкой, но безрезультатно. Снаряды не пробивают их.

–  Вы можете на день-два прибыть в Москву?
– спросил Сталин.
– Оставьте за себя начальника штаба Чибисова, а сами вылетайте. Мы сообща обсудим этот вопрос.

Разговор в Кремле был не из лёгких, но Мерецков был доволен тем, что Сталин не горячился, не требовал от него «в пух и прах разнести линию Маннергейма», а безоговорочно принял его предложение - произвести в тылу финнов тщательную разведку, установить, где и сколько имеется дотов и дзотов и что они собой представляют. Единственное, о чём вождь попросил Кирилла Афанасьевича, - «форсировать разведку, достать хотя бы кусок бетона из разрушенного укрепления и прислать его в Москву». Мерецков заверил вождя, что всё это сделает. Слов на ветер он не бросал. Вернувшись в Ленинград, командующий вызвал в штаб военного инженера и группу сапёров и приказал им проникнуть в тыл финнов и осуществить разведку укреплений, что и было сделано за два дня. Кусок из подорванного дзота штаб отправил самолётом в Москву. Научно-исследовательский институт сделал анализы и сообщил: «Цемент марки «600». Вот почему лёгкая артиллерия не пробивала бетон.

«Мне надо переговорить с начальником артиллерии Красной Армии Вороновым, он подскажет, как быть!» - решил Мерецков. Он позвонил в Смольный, куда поехал Воронов, чтобы переговорить со Ждановым по военным вопросам, и застал его там.

Через час возбуждённый Воронов вошёл в штаб 7-й армии. Мерецков пожал ему руку, буркнув: « Добрый день!», и протянул кусок цемента. Воронов повертел его в руках, потом прочёл заключение научно-исследовательского института.

–  По укреплениям из такой высокой марки цемента надо бить из орудий большой мощности, - сказал Николай Николаевич.
– Я вам их дам...

Артиллерию резерва главного командования калибром в 203-208 миллиметров доставили поближе к переднему краю и начали бить прямой наводкой по дотам и их амбразурам. Дело пошло на лад! Мерецков повеселел. Не теряя времени, он вызвал к себе командующего авиацией и дал ему задание сфотографировать с воздуха всю линию Маннергейма. Тот не сразу понял, для чего это необходимо.

–  Надо срочно составить карту со схемой вражеской обороны, - объяснил ему Мерецков, - так что постарайтесь сделать чёткие, хорошо видимые снимки оборонительных сооружений врага!

После этого, имея на руках карту-схему, Мерецков подготовил и обосновал план прорыва линии Маннергейма. Показал его Жданову, затем доложил по ВЧ Сталину.

–  Вылетайте в Москву, и мы обсудим ваш новый план!
– коротко ответил вождь.

Садясь в самолёт следом за Ждановым, Мерецков сказал:

–  Надеюсь, что в этот раз линию Маннергейма наши бойцы сокрушат!
– Кирилл Афанасьевич сел напротив Жданова. Тому отчего-то было жарко, он вынул из кармана платок и вытер им лицо.
– Хочу с вами, Андрей Александрович, посоветоваться, - вновь заговорил Мерецков.
– До меня дошли слухи, что Генеральный штаб, в частности Борис Михайлович Шапошников, хочет предложить преобразовать Ленинградский военный округ в Северо-Западный фронт и вместо армейской наступательной операции проводить фронтовую. Как вы к этому относитесь?

–  Положительно, а вы разве против?

–  Нет, я тоже - за! Если будет создан фронт, у нас появится больше шансов в короткий срок разбить финнов. Не ясно, правда, кто будет назначен командующим фронтом.

Жданов кашлянул, потрогал свои короткие усики.

–  Надо ли вам над этим ломать голову, Кирилл Афанасьевич?
– усмехнулся он.
– Иосиф Виссарионович назначит на фронт, если его всё же решат создать, достойного военачальника. У него на хороших людей нюх.

–  Да, нюх у Хозяина острый!
– согласился Мерецков.

Когда оба вошли в кабинет вождя, здесь уже были Молотов, Ворошилов, Тимошенко, Воронов и Грендаль. Увидев Тимошенко, Кирилл Афанасьевич подумал, что, наверное, Семён Константинович и возглавит фронт. Эта мысль не вызвала в его душе ревности: Тимошенко, под началом которого он сражался в рядах Первой конной армии, Мерецков уважал, считал его способным военачальником, у него можно было поучиться, как «надо бить и ненавидеть наших врагов».

–  Что-то вы опаздываете, Андрей Александрович, - бросил реплику Сталин, здороваясь. Мерецкову он тоже подал руку и спросил о линии Маннергейма.

–  Я привёз карту и схему вражеской обороны, мне помогли скопировать её лётчики.

Кирилл Афанасьевич вынул документы из папки и хотел было вручить Сталину, но тот жестом остановил его:

–  Потом, давайте сначала вас послушаем...

Говорил Мерецков недолго, но убедительно. Никто вопросов ему не задавал, но когда он умолк, маршал Ворошилов спросил, почему перед началом операции он не создал в 7-й армии штурмовые группы для захвата и подрыва дотов. Нарком смотрел на командующего пристально, и в его взгляде читался упрёк. Но Мерецков не чувствовал себя виноватым, он объяснил это тем, что надежда была на артиллерию: мол, она взломает оборону финнов, в том числе и пресловутую линию Маннергейма, но лёгкие орудия не пробивали бетон, к тому же почти у всех дотов боевые казематы были прикрыты со стороны амбразур броневыми щитами в несколько слоёв.