Вошёл командир полка Кузнецов. Он доложил Юдину, что разрешил бойцам искупаться в реке и выкупать лошадей. Тот пригласил его сесть.

–  Посидим вместе хотя бы один день, - мягко улыбнулся Юдин.
– Потом начнутся бои, станет всем нам не до встреч.

–  Наверное, у нас будут в боях и потери, - заметил Мерецков.

–  Непременно!
– воскликнул Юдин.
– Но не будем сегодня думать об этом.

–  А женщины в бою от страха, наверное, теряют свою любовь, - подала голос Настя.

Командующий отчего-то смутился. Мерецков заметил, как кровь прилила к его усталому лицу, и счёл нужным возразить Насте:

–  У любви своя мера и своё оружие. Это не мои слова - Анатоля Франса. Я люблю читать его сочинения, в них столько верных мыслей!..

–  Я с вами не согласен, комиссар, - серьёзно возразил Юдин.
– Позволю себе заметить, что у Шиллера тоже есть меткие слова. «Верная любовь, - говорил он, - помогает переносить все тяжести». Так что женщина и в бою может проявить свой характер не хуже, чем самый отчаянный мужчина.

После ужина командующий пригласил в штаб всех командиров и комиссаров. Он коротко изложил задачи, стоящие перед группой войск.

–  Теперь у нас в группе вместе с прибывшими до двух тысяч пехотинцев, около трёхсот конников с девятью орудиями и одним бронепоездом. Мало это или много?
– спросил командующий и сам же ответил: - Очень мало, если учесть силы белогвардейцев. Недавно из Казани, где сейчас резвятся наши враги, прибыли мои разведчики. Я лично беседовал с ними. Выяснилось, что белогвардейцы, выдающие себя за «народную армию», зверски убивают большевиков, военных моряков, рабочих - всех, кто сердцем принял советскую власть. Поэтому надо скорее идти нм на помощь.
– Юдин подошёл к карте, висевшей на стене. С северо-востока на Казань наступает группа войск 2-й армии под командованием Азина [5] , что весьма облегчит действия нашей группы и всей 5-й армии. Я получил шифровку от командарма Славина, - продолжал командующий.
– Послезавтра начать наступление! Прошу всех командиров и комиссаров после этого совещания убыть в свои войска и ещё раз проверить, всё ли готово для решительных действий.
– Юдин взглянул на начальника штамп, который сидел у края стола и время от времени делал записи в блокноте.
– Вы получили снаряды для бронепоезда?

С места поднялся кряжистый сероглазый командир. По его смуглому лицу Мерецков понял, что родом тот откуда-то с Кавказа.

–  Получили, товарищ командующий. На каждое орудие!
– по два комплекта. Гранат, правда, дали нам маловато, по две на каждого бойца.

–  Негусто!
– бросил реплику комиссар Мерецков.
– У белых оружия впятеро больше.

–  Антанта щедро их снабжает, - усмехнулся Юдин.
– Что тут поделаешь!..

Это была последняя мирная ночь для Мерецкова. Потом начались бои - упорные, тяжёлые, с переменным успехом, но войскам Левобережной группы удалось решительным ударом отбросить врага к самой Казани. Не обошлось и без смертельного риска. Когда отряд Говоркова залёг в степи, не смея поднять головы под ураганным огнём противника, Мерецков подполз к командиру и сказал:

–  Ты будь здесь, а я с группой бойцов зайду с правого фланга и ударю по белым, отвлеку часть их сил с центра, ты же поднимай людей в атаку!

Говорков с минуту помолчал, потом решительно возразил:

–  Давай сделаем наоборот, Кирилл: я с группой бойцов ударю по правому флангу, а ты оставайся в центре. Если прорвёшь вражескую оборону, пожму тебе руку.

–  Согласен! Я подниму людей в атаку, когда ты ударишь по правому флангу.
– Помедлив, Мерецков добавил: - Я давно заметил, что самое уязвимое место у врага - фланги, так что наша возьмёт!

Это был большой риск, но Мерецков уверовал в то, что оборону белых он сломает. И это ему удалось, хотя атака длилась не так долго, и вот уже красногвардейцы следом за ним ринулись на белых, забросав их окопы ручными гранатами. Где-то в стороне повёл бойцов в атаку и командующий Юдин.

–  Зря он пошёл, - едва не выругался Мерецков, когда Настя подползла к нему под огнём противника и сообщила об этом.
– Не место Юдину в атакующей цепи, ему важно руководить боем.

А бой всё разгорался, и враг не собирался отступать. Он вводил в сражение всё новые и новые силы, и красногвардейцам было нелегко сдерживать его атаки, которые следовали одна за другой. Над степью столбом стоял чёрный густой дым, то там, то здесь рвались снаряды белых, разбрасывая в стороны пласты чёрной земли. Неподалёку от Мерецкова упал боец. Видно, его задел осколок от снаряда, и ему стало так больно, что он крикнул санитарке:

–  Сестрица, милая, спаси! У меня мать больная, она ждёт меня домой...

–  Потерпи, солдатик, я сейчас...
– отозвалась медсестра, перевязывая ногу другого бойца. Серая парусиновая сумка с медикаментами мешала ей, глаза слезились от смрада и дыма, висевшего над жухлым полем, но руки девушки работали сноровисто.

Наблюдая за ней, Мерецков невольно подумал: «Пули свистят над головой, а ей хоть бы что!» Пока санитарка возилась с перевязкой, он подполз к раненому, окликнул его, но тот даже не пошевелился. Наверно, от боли сознание потерял, решил Кирилл Афанасьевич. Наконец медсестра выхватила из своей сумки перевязочный пакет, подползла к раненому и, наклонив к его груди голову, прислушалась, дышит ли он.

–  Умер солдатик, товарищ комиссар.
– Голос у неё сорвался, а в глазах заблестели слёзы.
– Такой красивый - и погиб...

–  Без слёз, сестрица!
– одёрнул её Мерецков.
– В пяти метрах от тебя лежит боец, раненный в плечо, окажи ему помощь...

–  Ясно, товарищ комиссар, я сейчас...

Медсестра поползла к очередному раненому. Пули свистели рядом, и Мерецков боялся, что они зацепят девушку. В отряде было десять медсестёр, трёх убили во вчерашнем бою.

Мерецков поднял голову. Атака красногвардейцев не захлебнулась, и они продолжали теснить белых. И вдруг по цепи раздался тревожный крик: