переехало в Вэст Блумфилд, когда смогли позволить себе настоящую недвижимость. Но мы

остались в том же доме, в котором всегда проживали. Это не удивительно, учитывая, что моя

мама даже не знает, как добраться до центра города в Детройде.

Уличные огни сияют всеми цветами радуги сквозь мокрое окно автомобиля. Я бы

подумала, что мы находимся в зимней сказке, если бы уже не знала, что за свалка находится

под этим снегом.

– Ты ходишь туда, потому что ты ограничен в средствах? Разве ты не работаешь над

дипломом?

– Что? Ах, да. Нет, мне просто нравится там, когда что-то бывает бесплатно.

Говоря это, он сворачивает на стоянку автостанции. Я хочу найти повод, типа того, что

мама и папа ждут нас, но он прав, они должно быть уже легли спать. Кто я, чтобы оскорблять

место его тусовок? Мой пятничный спортивный бар, возможно, сервирует более свежую

пищу, но его забегаловка более поэтичное место - или хотя бы лучшее, чтобы наблюдать за

людьми. Не так много пьяных.

Мы тащимся по слякоти и грязному снегу через автостоянку. Лекс придерживает для

меня дверь, кланяется, пока делает это и усмехается своему маленькому шоу. Вот, что я

подразумевала под странностями. Никто не должен ходить сюда добровольно, не говоря уже о

том, чтобы получать от этого удовольствие. Автостанция. Второе самое ужасное место в

мире, сразу после почтамта.

Мы сидим в баре, который обращен к стене. Два дымящихся черных кофе с жирными

полосами на верхушке. Две подсохшие и скрюченные булочки, на моей оранжевый джем, на

его - красный. Я откусываю кусочек и, повернувшись в кресле, наблюдаю за действием, пока

Лекс вздыхает над своей чашкой.

– Чем ты занимаешься? Придумываешь в своей голове истории про людей, которых

видишь? Или приносишь с собой домашнее задание? Скажи мне еще раз, какого хрена ты

сюда ходишь? У них Wi-Fi хотя бы есть?

Я макаю булочку в кофе и откусываю еще один кусок этой резины.

– Это отвратительно, - говорю я с полным ртом.
– Что мы вообще здесь делаем?

– Подожди, смотри на ворота. Автобус только что прибыл.

Почти каждый в этом большом открытом пространстве либо спит, либо сидит на

корточках. В воздухе пахнет хот-догами, сухим спиртом, безвкусным лимонадом и попкорном.

Каждому здесь необходимо сменить одежду и принять ванну после недельной поездке на

автобусе, либо из-за бездомного образа жизни. Трудно конкретизировать разницу между ними.

Могу сказать, что это ужасно напрягает и это заставляет меня радоваться тому, что я уехала из

Детройда и из Среднего запада в целом.

– Они подъезжают. Ты только посмотри на это!

Он взбудоражен. Это жалкое зрелище. Думаю, мне необходимо выпить.

– Автобус из Лос-Анжелеса. Может быть, ты увидишь кого-нибудь из знакомых.

– Уфф. Да уж. У меня есть одна подруга, и я точно знаю, где она. Она в офисе,

пытается прикрыть меня, как мы и договорились.
– Но думаю, несовершеннолетние

преступники часто путешествуют на автобусе. И я знаю несколько таких, знаю их именно по

поездке в автобусе.

Пассажиры начинают выходить, и я моментально понимаю, о чем он говорил. Они

взволнованы тем, что наконец-то приехали. Вы можете почувствовать это в воздухе. Одну

измотанную молодую мать, тепло встречают ее родители, пока их внуки прыгают от восторга, по пути толкая друг друга, претендуя первыми оказаться в объятиях. Мать выглядит так, словно прошла через многое, и я вижу на ее лице облегчение.

Следующий, это полный мужчина, который пользуется тростью и, шатаясь, спускается

по лестнице прямо в объятия другого молодого человека, которым может быть только его сын.

Они как две крайности одного и того же человека. Отец - толстый и лысый, а сын тощий и

волосатый, но их лица похожи как две капли воды. Они обнимаются, затем отступают и

смотрят друг на друга, и снова спешат обняться. Лица обоих становятся красными.

– Я все поняла. Это потрясающе. Но теперь я чувствую, что нам нужно повторить