Официантка записала это в блокнот и удалилась, но Крыса окликнула ее:

— Простите, мисс!

Официантка вернулась и встала перед столиком.

— Нет, ничего, — ласково сказала Крыса. — Я передумала.

Официантка попыталась улыбнуться, но вид у нее, когда она уходила, был довольно злобный.

— Очередная актриса, пипец!

Меня это очень повеселило. И понравилось распивать кофе в «Плазе», не платя бешеных денег за номер. И мне было до лампочки, дорого ли стоит этот кофе. Все равно платила Крыса.

Она сидела, чинно заложив ногу за ногу, пока не принесли заказ. Как только официантка ушла, Крыса развалилась в мягком кресле:

— Запиписечно, Боб! Мы поставили Айса на место и пьем кофе в «Плазе»! — И она заговорила с ямайским акцентом: — От это житуха для меня, брат! От это я понимаю! Это тебе не в парке спать. Пусть птички спят в парке.

Расправившись с кофе и тортом, мы еще немного поторчали в вестибюле, надеясь поглазеть на знаменитостей, но никого не увидели. Пришлось выйти из «Плазы» и вернуться в реальный мир.

— Ну, надо продолжать поиски.

Крыса уставилась на Пятую авеню, по которой, рассматривая витрины, шли толпы людей, и было видно, что ей туда очень хочется.

— Может, поглядим еще на что-нибудь интересненькое, Боб? Вот и дождь кончился.

Я не возражал, и мы пошли к Рокфеллеровскому центру. Эти здания строились на деньги Джона Рокфеллера, я читал про это в школе. Он был очень самоуверенный и абсолютно безжалостный человек, когда дело касалось денег. Он даже разорил своего брата. Это все равно что я бы разорил Крысу… ну, если бы у нее был бизнес.

Я купил одноразовый фотоаппарат, потому что Крыса хотела послать домой снимки, и она поскакала к большой статуе Атланта, держащего мир на руках. Наверное, Джон Рокфеллер когда-то видел себя таким атлантом. И Луи Риэль тоже. Вот что бывает, когда человек получает много власти. Ему сразу кажется, что он может перевернуть мир.

— Сфотографируй меня, Боб!

Крыса встала под статуей и вскинула руки так, будто мир покоится в ее ладонях. Получился отличный кадр.

Весь день после столкновения с Айсом я находился в приподнятом расположении духа, но тут загрустил. Папы с нами не было. А как бы они с Крысой повеселились тут вместе. Я вдруг почувствовал, что к горлу подкатил комок.

— Ну как, Боб?

— Хорошо. — Я попытался улыбнуться. — Ну что, теперь на паром?

— Ага! Давай за мной.

Мы сели на велики и поехали на запад. Крыса без передыху распевала «Мне нравится в Америке» из «Вестсайдской истории», пока мы не добрались до реки и красно-зеленых паромов. Я пошел к кассе за билетами, оставив Крысу ставить велосипеды на замок.

Билеты были дорогие, а деньги у нас уже заканчивались. Я понимал, что, если в ближайшее время мы не найдем дядю Джерома, нам и в самом деле придется попрошайничать на Таймс-сквер.

Когда я вернулся с билетами, Крыса валялась на лавочке.

— Прохлаждаешься, лентяйка, — сказал я.

Но Крыса не прохлаждалась. У нее был припадок. Я подбежал, приподнял ей голову и крепко обнял:

— Ничего-ничего, я с тобой!

Ее трясло, но спазмы были не очень сильные. Я понял, что припадок умеренный.

— Скоро пройдет.

Я убрал волосы с ее лица. Она лежала, зажмурившись, и резко втягивала воздух сквозь стиснутые зубы.

— Потерпи немного!

Через пару минут конвульсии прекратились, гримаса боли сошла с ее лица.

— Ну вот, все хорошо, — сказал я.

Сестренка медленно открыла глаза. Щеки у нее слегка побледнели, но в целом выглядела она неплохо.

— Огни, — прошептала она, — вспышки фотоаппаратов. Вокруг много людей, и все смотрят на нас… А потом я в больнице. Там все белое. И мне очень одиноко. — Она села и посмотрела на меня затуманенным взглядом. — А если я… если я сделаюсь взаправду сумасшедшей, ты все равно останешься моим братом?

— Ты взаправду сумасшедшая, и я твой брат. — Я хотел обратить все в шутку, но она не улыбнулась. — Слушай. Не бывает сумасшедших детей. Ты сначала подрасти, а потом записывайся в сумасшедшие.

— Но ты останешься моим братом?

— Даже если тебя сунут в смирительную рубашку и упекут в палату для буйнопомешанных в самом дальнем углу психбольницы, я останусь твоим братом.

— Спасибо, Боб. Я знала, ты меня не подведешь.

Она положила голову мне на плечо и уснула.

Мне стало грустно, но это была светлая грусть. Так иногда грустишь, когда начинаешь задумываться о своей жизни. Если бы на прошлой неделе кто-нибудь сказал мне, что я скоро окажусь в Нью-Йорке и буду сидеть со своей сестрой в обнимку над рекой Гудзон, я бы рассмеялся. Но вот он я, сижу тут. Только это все было неважно. Потому что здесь с Крысой мне было лучше, чем где бы то ни было одному.