Шрифт:
Глупости и пустяки рассказывают те, кто думает, что Идитол может вызвать безработицу. Уже образованы грандиозные компании, уже строятся заводы для идитолических аппаратов, — и скоро для них потребуется масса народа, если не считать всех тех, что заняты сейчас на этих грандиозных постройках.
После этого с час еще об’ясняет им Стифс, что такое Идитол, как его можно использовать, что он принесет нам и прочее, и прочее.
Стифс сияет.
Он кончает свой доклад. Он кончил.
Председатель встает и говорит, что за поздним временем товарищ Стифс не сможет ответить на массу записок, которые он получил. Дискуссию перенесем на следующее заседание. Нет возражений?
Есть. Встает некто и просит с места дать ему слово для коротенького вопроса в порядке профессиональной дисциплины. Хорошо. Он имеет слово в порядке профессиональной дисциплины.
Он стоит там в глубине залы, внутри толпы. Все оборачиваются к нему.
Он хотел сказать вот что. Товарищ Стифс нам все очень хорошо рассказал. Даже прекрасно. Видно, что его хорошо кормили в Америке, не то что нас здесь — это очень хорошо видно…
Председатель прерывает его.
Пусть говорит! — кричат с мест.
Председатель соглашается.
Так вот, его значит там здорово кормили. Товарищ Стифс, небось, забыл о том времени, когда сидел у нас в пекарне, да-с…
Стифс вскакивает. Он просил бы…
Председатель останавливает его. Он получит слово в свою очередь.
Это ведь не Америка с ее лабораториями, наша пекарня. Конечно, всякому хочется делать то, к чему он привык. Это он к тому и говорит, что он не обижается, когда видит, что Стифс уже забыл о социализме и стал опять питаться подачками буржуев, — он этому не удивляется, он это считает естественным. Сперва существование, а потом уже идеология. Это всякий знает. Он вот что только хотел спросить товарища инженера Стифса: а как же быть теперь со всемирной революцией?
Он садится на место.
Председатель встает и говорит среди всеобщего молчания:
— Товарищи, наше время истекает. Разрешите оставить этот вопрос открытым до будущего заседания?
66
Да здравствует Ован-Черри-Тринидад, непобедимый синдикат!
Они делали первую пробную поездку на новом летательном идитолическом аппарате. С невероятной быстротой неслись они над морем, — ибо решили облететь мир, на что требовалось теперь всего неделю, а в дальнейшем дело будет идти и скорее. Они мчались трос: старший инженер лаборатории Ован-Черри-Тринидад и председатель синдиката мистер Эвис со своим невозможным негритенком. Они ехали превесело, так как неслись на такой высоте, откуда их и не увидишь, и им нечего было бояться столкнуться с каким-нибудь воздушным кораблем. Сидели себе в аппарате, мчались и весело проводили время, так как делать им было нечего — и они вели душеспасительный разговор о том, что будет на том свете с проклятущим Осией, кровопийцей и чортовой куклой. И важный инженер не мог не хихикать себе под нос, когда он слышал, какую они несли чепуху, Эвис и его черномазый приятель. А сверх того, они везли с собой недурную порцию рому. На троих — или двоих с половиной — этого было более чем достаточно. Поэтому они были в очень недурном настроении.
Вечером третьего дня Эвис сказал своему инженеру, что теперь бы самое время попробовать, как действует их взрывающий аппарат, который они везли с собой и держали в страшнейшем секрете. Они вытащили карту и наметили себе одно местечко в океане, где можно было безопасно провести этот опыт, так как там не было ни одной живой души. Кроме того это местечко лежит в стороне от пути судов. Так что они никого не потревожат и никто не пострадает. Им осталось уже совсем немного долететь, и они поднялись еще выше, так как не представляли себе точно, каково будет действие нового аппарата.
Но все таки они честно осмотрели в маленькие телескопы это местечко, каменный, скалистый островок. Никого и ничего не было видно. А инженер заметил, что и быть то там никого не может, так как весь островок в страшнейших бурунах, и к нему с океана нипочем не подойти. На него только и можно, что с неба свалиться. Эвис поглядел в какой-то книжке. Эта самая мертвая скала Тихого океана, если вы желаете знать: не больше трех квадратных километров поверхностью.
Поднимемся еще повыше и приступим. Здесь нет свидетелей, нет кстати и этой дубины Стифса, дельного малого, но набитого по самый затылок социалистической чепухой.
Инженер опускает за борт их идитолического корабля свой аппарат, который представляет собой длинную коробку вороненой стали, у которой есть деревянный упор, который он приставляет себе к груди. Он перекидывает себе ремень за голову: таким образом аппарат держится у него на груди и руки у него свободны.
Инженер открывает сверху свою коробку. Маленькая крышка поворачивается и перед ним целый ряд рычажков и указателей, ну точь-в-точь, как у машиниста на паровозе, только в очень маленьком виде.
Инженер хмурится. Он выдвигает из коробки еще какую-то планочку, па которой прикреплена трубка. Он щелкает и в трубке загорается огонек.
Эвис внимательно следит за ним.
А их корабль, сам, без ухода, летает колесом над островком.
Они так высоко, что если бы там и был кто, так он бы их нипочем не заметил.
Наконец Эвис придвигается к рулям и передвигает какие-то рычаги. Их идитолический аппарат останавливается — и неподвижно висит на страшной высоте, неподвижный, над маленьким островком Тихого океана, на котором никого не может быть, так как он окружен бурунами, и на него можно только свалиться с неба.