Шрифт:
– Доиграетесь вы, голуби мои. Чует мое сердце – доиграетесь.
– Баш на баш. Олег тебе отличного техника нашел. Золотые руки.
– Это который сваял монстра, что в мастерской стоит?
– Ну да. Которого Штольц деактивировал, между прочим.
– Ладно,- махнул рукой Акишин,- сделаю.
***
Олег молча вытянул из пачки Йозефа сигарету и щелкнул кнопкой прикуривателя. Штольц не обернулся, продолжая выпускать дым прямо перед собой. Скоро в кабине стало настолько не продохнуть, что сработал автомат вытяжки. Сизые клубы потянулись под приборную панель.
Пискнул сигнал приема почты, и на лобовом стекле высветился текст официального уведомления: «О.В. Левушкин, вами превышен лимит предупреждений за употребление табачных изделий. В качестве превентивной меры ваш доход будет обложен разовым табачным налогом согласно статье №211 Гражданского Кодекса. В случае дальнейшего употребления табачных изделий ваш доход будет обложен постоянным табачным налогом согласно статье №211 (п. 2). Подтвердите получение и прочтение данного уведомления».
Левушкин положил руку на сенсорный участок приборной панели. Текст сменился на «Подтверждение получено», мигнул и пропал. Олег кашлянул, но невозмутимо продолжил глотать горьковатый дым. Резко потемнело, и снаружи повалил плотный снег. Бортовой компьютер среагировал, включив дворники и свет в салоне. Еще через пару минут подал сигнал температурный сенсор, и включилось отопление.
– Жизнь продолжается независимо от нас,- нарушил молчание Штольц.- Даже если мы исчезнем завтра – мир будет вращаться по привычке. Он так сильно автоматизирован, что человек в нем стал необязательным приложением. Еще немного – и вы все станете лишними в этой отлаженной машине. А я уже давно стал лишним. Вращался по инерции, ради одного момента. И вот момент пришел. Что дальше? Nur leere – пустота.
Олег бросил окурок в пепельницу.
– Так начни с чистого листа.
– Wozu? Зачем?
Олег усмехнулся:
– Господи! Если бы я это знал… Через несколько дней мне самому придется отвечать на тот же вопрос. Я ждал этого дня восемь лет. Вот он придет – и что дальше?
Штольц тоже погасил свой окурок.
– Вот так – раз, и все. Вопросов больше нет. И боли больше нет.
– А что, если ты снова ошибся?
– Это уже не будет важно.
– А тем, другим? Кому ты нужен?
Йозеф ткнул пальцем в методично скрипящие по стеклу дворники:
– Мир будет крутиться без нас. Так.
Олег взглянул в окно.
– Совсем как тогда, на дороге в полях. Помнишь?
– Нет. Не так. Тогда была ein ziel – цель. Теперь – нет.
– Хочешь цель? Ты ее получишь. Ты получишь того, кого искал.
Штольц пристально посмотрел в глаза собеседника.
– Будь вечером у меня – капитан расскажет тебе все. По Гамбургскому счету. Тогда и решишь. Согласен?
Йозеф немного помедлил и сказал:
– Ja.
Левушкин вдруг всмотрелся в зеркало заднего вида, потом обернулся, оглядел экипировочный отсек и задумчиво пробормотал, потирая висок:
– За спиной застыла будто
Тень без тела и лица –
То ли черта, то ли Брута,
То ли Гамлета отца…
– Никак не дает покой твой черный человек?
– Выспаться мне надо. Но не могу. Глаза закрою – всякая чертовщина мерещится.
Левушкин хлопнул дверцей и побрел в здание, оставляя на чистом квадрате свежего снега неровные бороздки следов.
– Жрать охота – сил нет,- сказал Иван, встретив его в коридоре.- Пошли, пожуем, командир – Игорь бутерброды сообразил. Ты ведь на меня не дуешься? Скажи, что не дуешься. А то поеду ночевать в гостиницу.
– Устал я что-то, Ваня…
– Пойдем-пойдем.
В комнате отдыха витал бодрящий аромат свежесваренного кофе. Ганимед суетился с медной туркой у конфорки. Игорь выковыривал из банки остатки паштета. Грязные стаканы исчезли со столика, сменившись горкой бутербродов.
– Аверьяныч расстарался,- сказал Иван.
Олег собрался сесть, но замер и всмотрелся в темный угол комнаты:
– Ты тоже не видишь его?
– Кого?
Олег пожал плечами:
– Не знаю. Ходит за мной который день.
– За мной там тоже бежал один,- сказал Игорь.
– Что?
– Ну, там – в игре. Бежит и кричит: «Левушкин, постой! Левушкин, постой!». Прямо перед тем, как Аким Аверьяныч с меня шлем сдернул. Странный какой-то. А может, это у меня уже гипноглюки начались… Теперь уже и не узнаю, зачем он меня звал.