Успех посольства сего был весьма незначителен, ибо благоразумный Байков, сохраняя звание свое, отказался от выполнения тех унизительных обрядов, коих от него требовали китайские вельможи. Хотя он выехал из Пекина, не отдав ни грамоты, ни подарков, но посольство сие важно в том отношении, что китайское правительство начало иметь гораздо высшее мнение о России, нежели о других государствах, послы коих выполняли беспрекословно желание их. Мнение сие еще более увеличилось, когда знаменитые наши витязи Хабаров и Степанов поразили на реке Амуре ничтожными силами своими многочисленные китайские ополчения.

В одно время с Байковым был в Пекине посол Голландских Соединенных Штатов Нейгоф, который имел отличный успех, ибо подал кредитивную грамоту, стоя на коленях, не богдыхану, а дипломатическим чиновникам.

Байков возвратился в Москву в августе 1658 года и привез много разных товаров, золотых и серебряных изделий, жемчугу и драгоценных каменьев.

Около сего же времени издана грамота о мытах и перевозах. Закон сей в особенности свидетельствует о прозорливом уме царя Алексея Михайловича, ибо до издания оного нельзя было в целой России перейти через реку по доске, вынести за заставу теленка, поставить лошадь у забора, продавать на улице хлеб и квас, проехать в санях по дороге, не заплатя пошлин, мытов, мостовщины, головщины и полозового [76] .

Благодетельный закон сей приводит нам на память мудрые манифесты Великой Екатерины, коими уничтожены поборы: с кузниц, точильных каменьев, пчельных угодий, квасных кадей, хмелевого промысла, бритовных изб, конских сборов и прочего [77] .

В самое то время, когда царь торжествовал победы и обновлял храмы в Смоленске, получил он печальное известие, что в Москве свирепствовала жестокая чума, жертвой которой учинился сам московский начальник князь Пронский. Государь приказал заступить место его И. В. Морозову и начал сам сбираться в Москву.

Опасная зараза сия началась скотским падежом и, усиливаясь постепенно, обратилась в настоящую чуму, погубившую множество народа. В Москве погибли 20 000 душ, в Нижнем Новгороде – 9000 душ; а всего до 100 000 душ.

Патриарх Никон написал очень длинную грамоту к мирским людям всякого состояния, сказал им, что язва сия началась от неизвестных причин с 6 августа 1655 года, советовал переносить несчастье с великим терпением, молиться Богу, содержать строго посты [78] и уехал из Москвы с царицей, хотя царь оставил именно при ней и царевнах, сестрах своих, окольничих Милославского, Соковнина и Собакина, а писать указал к себе боярину князю Пронскому [79] .

По собственноручному донесению Михаила Петровича Пронского видно, что еще в 1654 году умерло много в Москве, а в следующем, после Симонова дня (мая 10), усилилась болезнь сия с такой жестокостью, что все шесть приказов стрелецких были совершенно уничтожены, все церкви, кроме большого собора, лишены священников, так что некому уже было хоронить мертвые тела, посему и закапывали оные в тех домах, где смерть им приключилась. «Все приказы, – говорит он, – заперты, дьяки и подьячие умерли, и все бегут из Москвы, опасаясь заразы сей. Я же без твоего государева указа покинуть города не смею» [80] .

Зараза сия кончилась после Спиридонова дня (октября 31). По замечаниям тогдашнего врача Сиденгама, состояла болезнь сия из карбункулов, затвердений и воспаления в горе: поелику зараза сия распространилась впоследствии в Казанской и Астраханской землях, то и причинила она вообще великое опустошение в России. Коллинс полагает, что жертвой оной учинилось от 700 до 800 тысяч душ [81] .

В феврале [1655 года] возвратился царь в Москву и был встречен властями духовными и светскими и всем народом. Иностранные писатели говорят: духовенство и все государственные чины царя встретили пред московскими воротами. В сие же время была сильная пушечная пальба. Московское купечество поднесло царю на пяти серебряных блюдах 4000 червонных, покрытых розовой шелковой тканью, двадцать вызолоченных бокалов, 44 златотканых платка, 20 сороков соболей и корзину с хлебом и солью.

Вскоре после сего прибыли в Москву патриархи: Антиохийский – Макарий и Сербский – Гавриил. Вслед засим приехали шведские послы с весьма великолепной свитой из 85 человек и богатыми подарками, состоявшими из разных серебряных вещей, в числе коих отличались: 12 подсвечников, 12 конфетных тарелок и конская сбруя. Сверх сего были еще два глобуса весьма искусной работы.

Царь Алексей Михайлович принял послов сих, сидя на престоле в короне и держа в руке скипетр.

Подле царя стояли четыре юноши с серебряными секирами. По правую сторону престола стоял И. Д. Милославский, а поодаль от него сидел грузинский царевич. По левую сторону сидел сибирский царевич; далее – прочие государственные чины. Послы, представив верительную грамоту, целовали у государя руку [82] .

Послам сим приказано было уверить царя Алексея Михайловича в дружеском расположении их королевы и стараться всеми мерами о сохранении мира. В предприятии сем, говорит Кельх, не успели шведы потому, что австрийский посланник Аллегретти, знав хорошо славянский язык, вошел в тайные сношения с патриархом Никоном и убедил прочих российских дипломатов поднять оружие против Швеции, доказывая многими примерами, что шведы пользуются всегда победами соседей своих. Гадебуш говорит [83] : патриарха Никона льстило титло – Ингерманландский и Кексгольмский, а посему и убедил он царя начать войну со шведами.