— Все нормально, — успокаиваю я его. — Ну, то есть, конечно же, я был бы рад пойти с тобой, но ты не обязан соглашаться. Я даже не уверен, что на все сто процентов к этому готов.

— Но сам-то ты пойдешь?

Я откидываюсь на спину и отвечаю:

— Наверное. С Отем, если только она отвяжется от Эрика. Мы с ней по умолчанию «плюс один» друг к другу. Хотя она хочет, чтобы я пригласил Сашу.

— Сашу?

Я отмахиваюсь жестом, говорящим, что все это неважно.

— А ты когда-нибудь был с Отем? — интересуется Себастьян.

— Мы как-то однажды целовались. Магии не получилось.

— Ты про себя или про нее?

С широкой улыбкой я поворачиваюсь к нему.

— Про себя. Что чувствовала она, я не знаю.

Его взгляд скользит по моему лицу и останавливается на губах.

— Думаю, она в тебя влюблена.

Вот только мне сейчас совсем не хочется говорить про Отем.

— А ты?

Сначала Себастьян не понимает, о чем я. Между бровями пролегают тонкие линии, нарушив гладкость его лба.

Но потом морщинки разглаживаются. И он, поняв, округляет глаза.

Я буду вспоминать об этом позже и гадать: Себастьян поцеловал меня, чтобы ничего не отвечать, или поскольку его ответ настолько очевиден, что он просто взял и молча поцеловал меня. Но в момент, когда он подается вперед, перекатывается на меня и прижимается горячими и ставшими такими знакомыми губами к моим, мои эмоции превращаются в воду; а грудную клетку заполняет океан из них.

Я совершенно не в состоянии писать, когда позже вспоминаю этот момент: как Себастьян прикасается ко мне, а его ладони подчиняют меня себе, оставляя на коже практически обжигающие отпечатки. Мне хочется не только запечатлеть все это в собственной памяти, но и объяснить свои эмоции, разложить по полочкам. Но я не могу облечь в слова эту произошедшую между нами перемену, этот буйный вихрь, в который превратились наши тела. На ум в качестве метафоры приходит приливная волна. Осязаемая сила воды, которую не остановить.

Когда прикосновения Себастьяна из неуверенных превращаются в решительные, а он сам впивается в меня взглядом, полным восторга, я взрываюсь, — в этот момент я уверен лишь в том, что мы оба считаем происходящее идеальным и правильным. И что это мгновение, как и следующее, полное тишины, отредактировать нельзя. Как и переписать. Как и стереть.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Когда я прихожу домой, папа еще не спит и с чашкой чая сидит на кухне. Его недовольное лицо намекает, что я нарушил свой комендантский час.

Я ощущаю, как от появившегося чувства вины уголки моих губ начинают опускаться, но нет — мою улыбку с лица так просто не стереть. Я все еще помню прикосновения Себастьяна и мысленно нахожусь в нашем с ним мирке.

Будто разгадав причины моей улыбки, папа вскидывает бровь.

— Отем? — интересуется он, но голос звучит неуверенно. Отец и сам знает, что я никогда так не выглядел после встреч с Отем или с кем-либо еще.

— Себастьян.

— А-а, — протяжно произносит он, кивая и вглядываясь мне в лицо. — Ты предохранялся?

О боже.

От смущения моя улыбка грозит вот-вот растаять.

— Пап.

— Что? Это обоснованный вопрос.

— Мы не… — начинаю я, потом поворачиваюсь к холодильнику, открываю и беру Колу. В голове мелькают конфликтующие между собой образы: Себастьяна надо мной и папы, сидящего сейчас тут с настороженным взглядом. — Знаешь, мама тебя убьет, если узнает, что ты, по сути, благословил меня на лишение невинности сына епископа.

— Таннер, — по тону отца трудно сказать, хочет ли он посмеяться или же отвесить мне подзатыльник. Кажется, он и сам не решил.

— Шучу. До этого у нас не дошло.

С громким звуком папа ставит кружку на полированную столешницу.

— Танн, рано или поздно дойдет. А я всего лишь хочу быть уверен, что ты осторожен.

Когда я открываю банку, раздается приятное шипение.

— Я не допущу, чтобы он от меня забеременел. Обещаю тебе.

Папа закатывает глаза, и, словно специально выбрав момент, в дверном проеме кухни появляется мама.

— Что-что? — с огромными глазами переспрашивает она. На ней сегодня ночная рубашка с надписью «ЖИЗНЬ И ТАК СЛИШКОМ КОРОТКА», сделанной радужными буквами над аббревиатурой ЛГБТ.

Папа смеется.

— Нет, Дженна. Он просто был с Себастьяном, но не в том смысле, про который ты подумала.

Нахмурившись, мама смотрит то на него, то на меня.

— Ну и что же я подумала?

— Что у них с Себастьяном… все серьезно.

Я тут же поворачиваюсь к нему.

— Эй, вообще-то, у нас с ним действительно все серьезно.

— Ты сейчас имеешь в виду любовь? — уточняет мама. — Или секс?

— И какая из этих двух проблем большая? — со стоном спрашиваю я.