— Танн, — зовет Себастьян, и от того, что он меня так по-дружески называет, по моему телу пробегает легкая дрожь. — Иди помоги мне.

Мы работаем бок о бок и соединяем деревянные фрагменты, которые станут столешницей. Принимаем решение использовать одну короткую и тяжелую деревяшку в качестве молотка, чтобы подогнать части друг к другу, а потом при помощи ботинка Грега устанавливаем на место последний фрагмент. Задумка просто блестящая, но этот восторг по ощущениям и рядом не стоит с радостью, которую я испытываю лишь потому, что сижу рядом с Себастьяном, занят общим с ним делом и ощущаю его тепло.

Ей-богу, если он позвал меня сюда, чтобы я обрел новую веру, то его миссия практически выполнена.

Справившись с заданием первыми, мы разделяемся и помогаем остальным, кто все еще пытается догадаться, как использовать фрагменты досок в качестве инструментов. Пожалуй, сказать, будто все это оказалось непосильным трудом, было бы сильным преувеличением но и легким задание не назовешь, так что когда привозят пиццу, я радуюсь, поскольку СТРАШНО ПРОГОЛОДАЛСЯ.

Мы с Себастьяном садимся под деревом в стороне от остальных. Вытянув ноги перед собой, жадно поглощаем пиццу, будто не ели несколько недель.

Мне нравится наблюдать за тем, как он ест, — обычно это завораживающее зрелище, поскольку он хорошо воспитан. Но сейчас Себастьян — грубый строитель, поэтому его кусок пиццы свернут пополам, и большая часть тут же отправляется в рот. Впрочем, на его подбородке или футболке нет ни капли соуса. Я же, едва откусив, тут же испачкал свою футболку упавшим ломтиком пеперони.

— Какого хрена… — бормочу я.

— Танн.

Поворачиваюсь к Себастьяну, а он улыбается, но потом наклоняет голову, словно говоря: «Следи за выражениями!»

Я смущенно извиняюсь.

— Я не против, — тихо говорит он. — Но кое-кому из присутствующих это не понравится.

Мы сидим на расстоянии от остальных, от чего создается иллюзия интимности.

— Ты давно с ними знаком?

— С некоторыми всю жизнь, — глядя на ребят, отвечает Себастьян. — Хотя вот семья Тоби переехала сюда всего два года назад. А кое-кто из них ребят новообращенные. Кажется, для Кэти это первое дело на общее благо.

— Ни за что бы не догадался, — смеюсь я.

— Да брось, она милая.

— Что не помешало ей потратить минут двадцать на подсчет сорока штырей.

С тихим смешком он со мной соглашается.

— Извини, что не предупредил тебя насчет молитвы. Вечно забываю.

Небрежно отмахнувшись, я поворачиваюсь к остальным и теперь смотрю на группу подростков другими глазами.

— А с кем-нибудь из них ты ходил на свидания?

Себастьян кивком показывает на высокую девушку, которая сидит у футбольных ворот на другой стороне поля.

— С Амандой.

Я с ней знаком. Она выпустилась вместе с Себастьяном и состояла в студсовете. Красивая, умная, и о ней я не слышал ни одной грязной сплетни. Уверен, Себастьяну Аманда подошла бы просто идеально.

— Долго? — спрашиваю я. Ох, вопрос звучит слишком грубо.

И он это замечает.

— Ревнуешь?

— Немного.

Очевидно, что Себастьяну это нравится. Его щеки розовеют.

— Мы встречались около года. С десятого класса по одиннадцатый.

Ого. Мне хочется расспросить, чем они занимались, часто ли целовались и насколько сблизились… Но вместо всего этого я говорю:

— Но даже тогда ты знал…

Себастьян резко поднимает голову, смотрит по сторонам, и выражение его лица смягчается, когда он понимает, что нас никто не услышит.

— Да. Знал. Но думал, что если я все-таки попытаюсь…

Его слова ощущаются тысячей вонзившихся мне под кожу иголок. Отношения длиной в год означают немало попыток.

Я не… из этих.

— Но ты ведь с ней не спал?

Себастьян берет еще один огромный кусок пиццы и мотает головой.

— И ты считаешь, что однажды можешь жениться на Аманде?

Когда он, жуя пиццу, поворачивается ко мне, в его взгляде я замечаю раздражение.

— А ты считаешь, это подходящее место для такого разговора?

— Можем перенести на потом.

— Я хочу тебя, — тихо отвечает Себастьян и наклоняется за новым куском. Расправившись с ним, он смотрит прямо перед собой и добавляет: — Больше никого.

— Как по-твоему, Церковь изменит свое отношение к нам? — интересуюсь я. А потом киваю в сторону ребят на поле. — Опомнятся ли все они когда-нибудь?