Себастьян пожимает плечами.

— Я не знаю.

— Но ты счастлив со мной?

— Более счастливым я никогда не был.

— Значит, ты не считаешь наши отношения ошибкой.

Когда он наконец поворачивается ко мне, его глаза сияют искренностью.

— Конечно же, нет.

Он наплыва эмоций я чувствую, как сдавливает горло. Мне очень хочется его поцеловать. Взгляд Себастьяна опускается на мои губы, а потом он снова краснеет и отворачивается.

— Ты ведь знаешь, о чем я думаю, — говорю я. — О чем думаю постоянно.

Кивнув, он наклоняется вперед за бутылкой воды.

— Да. Я тоже.

***

К тому моменту, когда мы собрали все столики и скамейки и убедились в их надежности, солнце уже начинает садиться за горизонт. Ребята смеются, играют в салки и бросают фрисби. Это куда лучше драк и обзывательств, которые были основным развлечением у озера. Здесь же ощущается уважение ко всему вокруг: к общине, к ближнему, к самим себе и к их Богу.

Большинство ребят садятся в большой минивэн, который отвезет их на парковку у церкви. Но мы с Себастьяном решаем остаться и машем им вслед, пока они не скрываются из виду.

Себастьян поворачивается ко мне, и в этот момент его показная улыбка исчезает.

— Ну как тебе? Ужасно?

— Вот прямо сейчас и думал, что все прошло неплохо, — отвечаю я, и он смеется. — Даже круто, на самом деле. Все очень милые.

— «Милые»? — слегка покачав головой, переспрашивает Себастьян.

— Ну а что? Вообще-то, я серьезно. Они милые и хорошие люди.

Мне нравится бывать в обществе мормонов не потому, что я надеюсь, будто смогу вписаться в их сообщество, а чтобы лучше понять Себастьяна. Что стоит за его словами, когда он говорит что-то вроде: «В эти выходные я сильнее ощущал присутствие Духа». Или каким образом в молитвах находит ответы на вопросы. Себастьян всю свою жизнь прожил в этой атмосфере и понимает этот язык. Церковь СПД имеет свою специфическую лексику, которая и по сей день звучит для моих ушей несколько высокопарно, но для мормонов она естественна, и, как мне кажется, я начинаю понимать, что его слова главным образом означают «Я стараюсь сделать лучший выбор» или «Мне нужно понять, насколько правильны мои чувства».

В парке сейчас тихо, слышно только пение птиц на деревьях и отдаленный гул машин.

— Чем хочешь заняться? — интересуюсь я.

— Домой точно не хочу.

Все мое тело начинает мелко дрожать.

— Тогда давай домой не поедем.

Мы садимся в мою машину, и я кожей ощущаю предвкушение от грядущего вечера. Выехав с парковки, я просто еду куда-то вперед. Не думая, куда мы в итоге попадем и что будем делать, когда остановимся. Но когда оказываемся в нескольких километрах от города, Себастьян кладет руку мне на колено и медленно скользит вверх. Дома вдоль шоссе редеют, и вскоре мы попадаем на пустынную дорогу. Повинуясь какому-то инстинкту, я сворачиваю на грунтовую дорогу, ведущую к берегу озера, доступ к которому ограничен.

Себастьян оглядывается назад, когда мы въезжаем в распахнутые ворота с висящим на них знаком «Въезд запрещен», наполовину скрытым ветками деревьев.

— Нам действительно стоит сюда ехать?

— Наверное, не стоит, но ворота открыты уже давно, так что мы не единственные, кто сюда заявлялся.

Себастьян ничего не отвечает, но по напряженной позе и замершей руке на моем бедре я ощущаю его неуверенность. Надеюсь, он расслабится, как только поймет, что после наступления темноты нас здесь совершенно никто не увидит.

Грязь на дороге становится гуще, и, свернув на обочину, я выключаю фары и глушу мотор. В наступившей тишине тихо щелкает двигатель. Если не считать мерцающего на поверхности озера отражения луны, на улице почти совсем темно. Отец научил меня всегда держать в багажнике вещи, которые могут пригодится в чрезвычайных ситуациях — в том числе и теплый плед, — так что несмотря на наступивший холод, решаю воплотить одну свою идею.

Я открываю дверь и поворачиваюсь к Себастьяну.

— Пойдем.

Тот неохотно выходит.

Достаю из багажника плед и расстилаю его на еще теплом капоте. Из запасных курток и случайно оказавшегося тут пляжного полотенца делаю нам обоим по подушке и кладу их на лобовое стекло.

Мы можем лежать и смотреть на звезды.

Увидев, чем я занят, Себастьян помогает мне все разложить и забирается на капот. Мы ложимся на спину и одновременно издаем довольный стон.

Он хохочет.

— Выглядело это более комфортно.

Я пододвигаюсь к нему поближе, от чего капот машины протестующе скрипит.

— Не так уж и плохо, вообще-то.

Луна над нами висит низко, а до звезд можно дотянуться рукой.

— Кое-что мне в этих местах особенно нравится, — замечаю я. — Здесь звезды видны всю ночь. Что было невозможно в Пало-Альто — слишком много искусственного освещения.

— Тебе нравится тут только это?

Я поворачиваюсь к Себастьяну и, наклонившись, целую.

— Извини. Не только.

— Я не разбираюсь в звездах, — признается он, когда я снова откидываюсь на спину и смотрю на небо. — Все хочу начать изучать, но времени нет.