— Наверное, именно поэтому я чувствую себя так ужасно, — говорю я. — Ведь все это фактически и есть определение термина «воспользоваться ситуацией».

— Да, пожалуй, — отвечает Отем и качает головой, — но не все так просто. За последние несколько месяцев наши отношения сильно изменились, и я до сих пор пытаюсь осознать эти перемены. И понять тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда ты рассказал мне о своей бисексуальности… Господи, я чувствую себя ужасным человеком, но раз уж между нами секретов больше нет, то мне нужно это сказать. Ладно? — я киваю, и Одди, подтянув колени к груди и уперевшись в них подбородком, продолжает. — Сначала я тебе не поверила. А еще был момент, когда подумала: «Просто замечательно. То есть теперь мне надо беспокоиться не только из-за девушек, но и из-за парней?». Но потом я решила, что смогу стать той, благодаря кому ты изменишься.

— О, — снова произношу я, по-прежнему не зная, что ответить. Отем не первая, кто думает, будто бисексуальность — это выбор, а не твоя суть. Так что винить мне ее не в чем. Тем более сейчас.

— Ты был так расстроен, а я… Я знаю тебя. И знаю, как ты реагируешь, когда тебе больно. Ты с головой ныряешь в нашу дружбу, потому что она — твое безопасное место. А вчера вечером… — покусывая губу, Отем несколько секунд обдумывает свои следующие слова. — Я сама притянула тебя к себе. Возможно, я тоже воспользовалась тобой и ситуацией.

— Одди, нет…

— Когда ты сказал, что Себастьян тебя не любит, у меня в груди словно сгорел какой-то предохранитель, — на глаза Отем наворачиваются слезы, и она мотает головой, пытаясь их сморгнуть. — Я была так зла на него. И, что еще хуже, на тебя тоже. Как ты мог позволить ему дать себя обидеть? Ведь все к тому и шло, неужели тебе не было ясно?

Не знаю, почему — честно, понятия не имею, — но ее слова меня смешат. И это мой первый искренний смех за прошедшее со вчерашнего разговора с Себастьяном время, которое кажется чуть ли не неделей.

Отем притягивает мою голову себе на плечо.

— Иди сюда, придурок.

Я прижимаюсь к ней. От запаха ее шампуня и ощущения руки, лежащей у меня на шее, перед глазами все начинает расплываться от слез, и я тихо всхлипываю.

— Прости меня, Одди.

— И ты меня прости, — шепотом говорит она. — Я заставила тебя изменить ему.

— Мы с ним расстались.

— Сначала все равно должно пройти некоторое время.

— Хотел бы я любить тебя так же… — признаюсь я.

Какое-то время Отем ничего не отвечает, и мне кажется, что мои слова вот-вот начнут казаться странными и нелепыми, но этого не происходит.

— В ближайшее время случившееся постоянно будет напоминать нам о себе, — поцеловав меня в висок, замечает Одди. Что-то подобное, пусть и по другому поводу, ее мама говорила тысячу раз. И сейчас Отем кажется девушкой, которая пытается оставаться рациональной, от чего я сжимаю ее в объятиях еще сильней.

— Ты как?

Я чувствую, как она пожимает плечами.

— Немного побаливает.

— Немного побаливает… — повторяю я, пытаясь понять, почему она так сказала.

А потом Отем издает смущенный смешок, и этот звук оставляет у меня на сердце глубокий шрам.

Как?

Как я мог забыть?

Почему это вообще не всплыло в моей голове хотя бы на одну чертову секунду?

У меня в груди будто все разрушилось на куски, и я обессиленно подаюсь вперед.

— Одди. Черт возьми.

Она наклоняется и пытается обхватить мое лицо руками.

— Танн…

— Господи боже, — чтобы не потерять сознание, я опускаю голову между своих коленей. — Ты была девственницей. Я ведь знал. Знал, но…

— Нет-нет, все в поря…

Издав стон, который даже для моих ушей прозвучал жутковато, я мечтаю сдохнуть прямо тут, на диване, но Одди легонько ударяет меня, хватает за руку и поднимает в вертикальное положение.

— Приди в себя.

— Я чудовище.

— Да хватит уже! — впервые за все это время Отем выглядит рассерженной. — Мы оба были трезвые. Ты был расстроен. Я сидела дома, делала домашнее задание и читала. Была вполне в своем уме. И не под наркотой. Я отлично понимала, что происходит. И хотела этого.

Я закрываю глаза. Вернись хотя бы в состояние статуи, Таннер. И просто послушай, что она говорит.

— Ты меня слышишь? — спрашивает Одди и трясет меня. — Я прекрасно знала, что делала, отдай мне должное! И себе тоже, ведь ты был нежен со мной, и мы предохранялись. Вот что имеет значение.

Я качаю головой. Мои воспоминания совсем обрывочные. По большей части они представляют собой какую-то мешанину из эмоций.

— Я хотела, чтобы это был ты, — продолжает Отем. — Ты мой друг, и согласно несколько извращенной закономерности было вполне логично, чтобы ты стал моим первым. Даже если для этого тебе пришлось на полчаса отвлечься от собственных переживаний, — в ответ я фыркаю: на все действительно ушло лишь полчаса. Одди снова меня ударяет, но уже с улыбкой. — Я как раз та, с кем тебе полагалось совершить подобную ошибку.