Я пришел себя и громко сглотнул. Во рту словно наждачкой поработали -- язык осязался стальным тупоносым рашпилем на двенадцать зубьев. А уж что происходило в это время в голове, описать было решительно невозможно.

– - Ты же знаешь вечную проблему с девчонками, Ронни, -- сказал я, мастерски опережая реплику рыжего увальня про то, что еще никогда не даст ему Гермиона.
– - Всем им всегда восемнадцать. И никогда не восемнадцать. Тяжело разочаровываться.

– - Это ты глубоко копнул, -- подоспевший Драко был краток.
– - Так и будем тусоваться на холоде или уже сделаем шаг в сей предел скорби?

– - Боже мой, -- изумился я.
– - Какие слова знает наша белобрысая челядь. Герми, это ты его обучила?

Блондин собрался было отвесить мне пендаля, но я могучим телепатическим импульсом угадал намерение и хитрым серым котом шмыгнул внутрь. И там уже в недоумении заозирался.

Таверна была пуста. Вполнакала, мутным желтоватым пламенем горели притворяющиеся электрическими свечи, швыряя вокруг нервные тени, поблескивал на стенах коричневатый асимметричный орнамент, вились в накуренном воздухе синеватые клубы дыма из множества трубок... вот только владельцев их было нигде не видать. Тишина, только булькал кофе в трудолюбивой кофеварке, рассылая на десять метров вокруг запах пищевых красителей, да посвистывал хитро, будто базарный катала, ветерок за окнами. Но никаких живых звуков. Вусмерть тут все перепились яблочным сидром, что ли?

– - О-па!
– - исчерпывающе оценил ситуацию ввалившийся чуть позже Рон.
– - Гарри, братан, тут что-то не так.

– - Чего это?
– - вяло заспорил я, хотя в душе был согласен. Место выглядело нехорошо. И еще запах этот... вроде кофе, но не кофе.
– - Нам еще Розмерту нужно выцепить где-то... Эге-гей! Розмерта! Открывай, медведь пришел!

Прижав ладонь к чуткому уху, прислушался. Вроде бы из-под дальнего столика донеслось невнятное ворчание. А может, стон. Ну, хоть не в одиночестве мы тут. Наверное, это хорошая новость.

– - Это... Гарри...
– - Гермиона ткнула пальцем вдаль, словно намекала на разные пошлые штуки, которые мы, возможно, вытворяли минувшей ночью.
– - По-моему, вон там валяется тот самый мешок, про который нам рассказывал мистер Филч.

Я замерцал глазницами, сокращая тем самым диаметр глазного яблока, обострив до невозможности и без того орлиное зрение. А ведь не соврала наша развратная ведьмочка! В натуре мешок, и даже надпись "Альбус, с днем рождения!" на нем, на нем! Как слышно?

– - Отлично слышно, спасибо, -- вежливо поблагодарил я голос в голове, чем вызвал очередной невнятный взгляд от дружной своей компании. Ну, не ценят ребята телепатию пока, ничего страшного, втянутся еще. Со временем.
– - И это действительно тот самый мешок, спасибо, Гермиона. Сейчас я его заберу.

Топая по пружинящим, но не ломающимся -- а и с чего бы, это ж не пятикурсницы!
– - доскам, я добрался до барной стойки. Кроме мешка, тут, похоже, и правда никого не было, хотя невнятное мычание из-за скрытых в полутьме дальних столиков не прекращалось. Загадочно. Может, у завсегдатаев таверны тут сейчас религиозный обряд проходит секретный, а я мешаю? Или они, по случаю неупотребления алкоголя, решили дописать-таки "Мертвые души"? Этот вариант мне кажется наиболее убедительным.

Размышляя таким образом, я подхватил мешок, распутал шнуровку и горящим оком заглянул вовнутрь. Ну да, так и есть -- аккуратные связки бутылок в тряпичной оплетке, и судя по форме, там отнюдь не домашняя наливка!

– - Господа!
– - закричал я радостно.
– - Если моя догадка насчет гоголевской нетленки верна, то вот вам нормальное окончание второго тома: Чичиков оказывается незаконным, но любимым сыном Коробочки; Собакевич объявляет себя потомком убиенного цесаревича Федора и идет походом на Кремль; и под самыми белокаменными стенами вступает в безнадежную, но живописную схватку с беловласыми валькириями из "Тангейзера". Чичиков исповедует его и мажет холодеющие губы липовым медом. Задел на третью часть!

Ворчание стало громче. С треском упал стул. В дальнем конце темного зала появилась шатающаяся фигура. И еще одна. И еще.

– - Гарри!
– - Гермиона, похоже, решила внести весомый эмоциональный вклад в нашу неспешную коммуникацию. Самое время!
– - Гарри, здесь очень плохая аура! Сплошная смерть! И еще...

Вот оно что. Я наконец сообразил происхождение непонятного запаха. Никакой это был не кофе с далеких бразильских плантаций, залитым полуденным солнцем, со свистящими плетками в руках жестоких надсмотрщиков. Запахом была кровь, ее было много. Именно она застыла причудливыми потеками на деревянных стенах таверны.

А эти шатающиеся парни -- кто они?

– - А в третьем томе, -- сказал я торжественно и серьезно, -- пускай Чичиков берёт штурмом Константинополь. И походом на ляхов отправляется, с двумя сыновьями своими -- Фемистоклюсом и Алкидом, один из которых влюбляется в мертвую панночку, свежую и крепкую, как ядреная репа. Границу проходят быстро, в этом им помогает скорострельное изобретение полковника Кольта. "Что, сынку, помогли тебе твои таможенные чиновники?"

– - Ар-р-р-гх!
– - сформулировала свои мысли одна из приближающихся шатких фигур. Она вышла на мутный свет, и я с удивлением признал в ней Эндрю Клайма, зануду и отличника из Когтеврана. Через плечо у него все еще болталась сумка с учебниками, а форменная мантия была с ног до головы залита... да нет, откуда в этом заведении столько кетчупа?