Шрифт:
Краем глаза Феликс осмотрелся. Он лежал на траве. Рядом был лес, вдалеке гудела автострада.
– Десять процентов - ваш порог на сегодня. Невозможно ускорить этот процесс извне. Революционный метод не работает. Я не могу ничего дать. Но каждый из вас способен переступить свой десятипроцентный порог, если только захочет этого сам. Потенциал Вселенной безграничен. Используя вселенскую энергию, одна микроскопическая клетка самостоятельно развивается в теле женщины до ребенка весом в три с половиной килограмма всего лишь за девять месяцев. Но стоит ей выйти в искусственный мир, этот процесс останавливается, потеряв связь с Вселенной. А все потому, что созданная вами система даже не рассматривает единство с космосом. Ваша матрица основана на принципе разделения. Разделяй и властвуй. Поэтому вы не хотите стать цельным, а тянете пресловутое одеяло в разные стороны с единственной целью - стать хозяином, владельцем.
Человек в тельняшке сосредоточил взгляд на ночном небе.
– При этом не владеете даже своей памятью. Что-то бессознательно помните, что-то сразу забываете. Не контролируете собственный организм. Ни метаболизм, ни даже потоотделение. Вас убивают болезни, хотя заложенный потенциал позволяет жить в три раза дольше. Вы не хозяева сами себе, что уж говорить об управлении энергией мироздания.
Говоривший посмотрел на Феликса, словно пытаясь уяснить, понимает ли тот все им сказанное.
– Энергией нельзя управлять, нельзя владеть, ею можно только стать. Переродившиеся не могут это понять. Все их попытки заканчиваются ничем. Ты, полковник, как никто другой знаешь, что такое из раза в раз переживать смерть. Каждую ночь одно и то же. Выход один - переступить порог в бесконечность, раствориться в ней, растворить ее в себе. Ты свой шаг не сделал. Переродившиеся - это сбившиеся с пути. И чтобы шагнуть навстречу Вселенной, они должны освободиться от своих пороков. Так и передай это Агате Грейс.
Он повернулся к Феликсу и положил ему руку на лоб. Рука оказалась теплой, почти горячей.
– С завтрашнего дня можешь больше не пить диуретики. Твое давление восстановится в течение трех дней. Это все, Феликс, что я могу для тебя сделать. И еще...
Он опять отвернулся, и добавил, словно разговаривал с тишиной:
– Ты уже пережил свою смерть и понял, что она означает. Теперь ты будешь спать спокойно. И... прошу тебя, не бойся за Агату. Этот твой последний и единственный страх, именно он не позволил тебе...
Феликс перестал слушать.
Над крышами домов забрезжил рассвет, когда полковник добрался до станции скоростного вагона. Пустынное шоссе осталось позади. Ноги гудели, в голове не было ни одной мысли. Он устало сел на скамейку перрона и закрыл глаза.
"Забыться, забыться..."
– Тебе плохо?
– услышал чей-то тонкий голосок.
Он поднял тяжелые веки. Перед ним стояла девочка лет пяти. Она смотрела на него большими как блюдца глазами. В руке она держала скакалку, а под мышкой торчала старая тряпичная кукла которая, так же как и ее хозяйка смотрела на Феликса. Разница была в том, что кукла смотрела одним глазом. И не глазом вовсе, а большой перламутровой пуговицей.
"Здесь, в такое время... одна?" - пронеслось у Феликса в голове.
– Тебе плохо?
– еще раз спросила она ласковым голосом.
Феликс подумал, что где-то уже слышал этот тонкий ласковый голосок.
"Агата?"
– Нет, - ответил он, - мне хорошо.
– Хорошо, - повторила за ним девочка, - тебе хорошо.
Потом задиристо хихикнула и как-то с облегченно вздохнула:
– Ух.
Ее глаза оживились. Радостно подпрыгнув, она склонила голову набок, улыбнулась и добавила почти смеясь:
– Если тебе хорошо, то и мне хорошо.
Затем протянула ему одноглазую куклу, и произнесла серьезным тоном:
– Это Кэйли, но я зову ее просто Кали. Она тебя любит.
Она повернула куклу лицом к себе и посмотрела прямо в перламутровый глаз.
– Правда, Кали?
– строго спросила девочка.
Феликсу на миг показалось, что безмолвная кукла утвердительно кивнула в ответ тряпичной головой.
– Вот видишь, - сказала девочка, - значит, ты никогда уже не умрешь.
"Вот и хорошо", - почему-то подумал Феликс.
Постояв еще немного, девочка вновь задиристо хихикнула и поскакала на одной ноге вдоль перрона прочь.
Полковник опять закрыл глаза.
"Надо отдохнуть. Эти видения меня измотают вконец".
Ровно через полчаса должен был прибыть первый утренний скоростной вагон, перрон быстро заполнялся пассажирами. Их становилось все больше и больше. Люди торопились на работу. Кто в офис, кто на производство, кто на службу. Каждый куда-то спешил, гонимый заботами, проблемами, обстоятельствами и долгом. За десять минут до прихода вагона загорелись большие голографические телемониторы, расположенные высоко над головами на сферических стенах станции, и диктор поставленным голосом произнес хорошо знакомую фразу: