Последние слова Евгений Анатольевич мысленно обратил к водителю, пожалевшему человека, который из-за сплошного потока транспорта не мог выехать из двора. Тот приостановился, мигнул фарам, и Евгений Анатольевич не стал ждать повторного приглашения. Поворачивая направо, успел заметить спокойное лицо женщины рядом с добряком. "Вот какая хорошая у него жена: не торопит, не подгоняет в шею. Так и надо. А то некоторые спешат, лезут в один ряд, в другой, потом встанут на светофоре рядом с теми, кого обогнали..."

В следующие несколько секунд Евгений Анатольевич озаботился набором скорости, чтобы не задерживать тех, кто ехал сзади. Коробка передач работала чётко, колёса дорогу схватывали, и он быстро разогнался. Теперь было не до мыслей и рассуждений. Глаза следили за дорогой, через мозг бросая приказы рукам-ногам, и, работая на перспективу, оценивали полукилометровое расстояние до перекрёстка: красный или зелёный? Мигнув правым поворотом, рискованно втиснулся высокий чёрный

микроавтобус, и тут же в морозном воздухе блеснул сигнал остановки. Цепочка автомобилей, передавая эстафету, замерла. Евгений Анатольевич перевёл взгляд на бампер передней машины и, осторожно повторяя её движения, два раза сдвинулся вперёд. Опытом почувствовал: ещё миг - и все рванутся через перекрёсток. Тут же вспомнил, что метрах в двадцати до светофора большая выбоина с водой. Замёрзла ли вода за ночь, раздавлен лёд десятками жёстких колёс?..

Поток транспорта бодро тронулся на зелёный. Евгений Анатольевич надавил на газ и в тот же миг увидел и лужу, и какую-то бабочку на её краю. Мысль человеческая проносится с огромной скоростью, и самый быстрый в мире гонщик или какой-нибудь лётчик-истребитель принимает решения быстрее, чем движется его транспорт. "Бабочка?.. Замёрзшая... Нет, махнула крыльями... Пьёт", - кометой мелькнуло в голове человека, и руки его, почти не уступая в быстроте мыслям, дёрнули руль сначала влево, потом вправо. Лужа с последней обитательницей лета осталась незатронутой, как и маленький седан в левой полосе, водительница которого предупредительно просигналила. Режущая боль по груди заставила Евгения Анатольевича бросить педаль газа. Он откинулся назад и задохнулся. Его машина немного прокатилась и уткнулась правым передним колесом в бордюр тротуара. Когда всё тот же водитель-добряк открыл дверцу, Евгений Анатольевич уже умер.

Гармония

– ... А у нас старая корова наконец-то растелилась!.. Ну, помните, я вам вчера рассказывала, что уже сроки прошли, а она всё никак!..

– А, помню, помню. Ты ещё говорила, что твоя мама корову стыдит, а та смотрит будто виноватым взглядом. Мол, я бы рада, да не получается...

– Да-да!
– девушка засмеялась.
– Ой, чего это они расшумелись?!

Воробьи, скакавшие по верху высокого, в два метра забора из часто сбитого тёса, вдруг передрались и попадали в траву, продолжая воздушный бой на земле. Мужчина не удержался и громко шикнул на крикливую компанию, потом смущённо кашлянул в кулак. В щель плотного забора, за которым нельзя было рассмотреть лицо девушки, он всё же увидел, как игриво сверкнули её глаза. Или ему показалось, что увидел.

– А вы не кажетесь таким взрослым.

– А может, я молодой. Или видела меня?

– Нет, голос выдаёт...
– она как будто задумалась и продолжила тоном, близким к назидательному.
– Вообще, человек всегда должен быть молодым... Вот я. Мама говорит: дуре шестнадцать лет, а ведёт себя как пятилетний ребёнок, возится со шпаной. Так, наверное, никогда и не повзрослею...

– А зачем? Я тоже не торопился становиться взрослым. Мне и ребёнком нравилось. Всё детство в футбол, хоккей, в чижа играли, на велосипедах Бог знает куда забирались. Всё лето напропалую купались. Ты ещё молодец: ягоду собираешь. У меня на такие дела терпения не хватало...

– Мы в субботу на озеро собираемся. Папка как всегда рыбачить будет. И Алёшка с ним... Ой, я всё хочу спросить: как вас зовут?

– А своё имя скажешь? А то третий день разговариваем, а фактически незнакомы.

– Меня - Юлька. Юля. А вас, наверное, как-нибудь торжественно.

– Неужели я создаю серьёзное впечатление?

– Нет, но...

– Так почему же - "торжественно"?

– Не зна-аю... А как?

– Я Николай... Да просто Николай. Не заслужил ещё, чтоб по имени-отчеству.

– А сколько вам лет?.. Ой, об этом, говорят, нельзя спрашивать.

– Ну, почему же? Это у женщин невежливо спрашивать о возрасте. Мне сорок лет. Уже полгода как сорок. Но ты всё равно называй меня по имени. Как в Америке.

– В Америке ещё слово мистер прибавляют. Мистер Николай... Нет, не звучит. Лучше я буду по имени и на "вы". Кажется, так вполне вежливо. Да?

– Спасибо. Я хоть не буду чувствовать своего пятого десятка... Эх, что года?
– Николай развёл руки в стороны, глубоко, но без грусти вздохнул.
– Земля вон какая старая, а выглядит так, словно это лето первое за всё её существование. День просто замечательный. Наверное, брошу всё и схожу на вашу речушку, искупнусь. Там пацаны такую нырялку сделали!.. Если никого не будет - попрыгаю.

– Это вряд ли. Наш Алёшка там целый день торчит.

– Ну, тогда вместе с пацанами.

Они засмеялись и, чтобы убедиться, что день сегодня очень хороший, одновременно посмотрели вдаль, соединив взгляды где-то там, на ярко-голубом небе, дальнем лесе, встречающемся с горизонтом, лугами за речкой, где уже стояли высокие пузатые копны. Близкую речку отсюда, с возвышения, на котором стояло село, не было видно, но чувствовалось, что её прохлада освежает всё более раскаляющийся воздух, который уже начал ленивыми волнами бродить между домами и томить животных и людей.