– Куда им!

– Не смогут... "умненькие"...

– Это для нас всё просто.

– Наталья Александровна, а зачем вы нам это рассказываете?

– Догадайтесь... Вспомните, о чём был разговор.

– О чём?.. Собирались поиграть.

– Да обо мне был разговор!

– При чём тут ты?! Ты что, в муравейнике живёшь?!

– ... Тише, ребята, не дразнитесь: Витя прав.

– Прав?!. Разве мы о нём говорили?!

– Просто на примере муравьёв я хотела показать вам, что есть в мире вещи, которые мы не можем понять не потому, что глупые. Эти вещи - на другом уровне понимания, и не стоит их отрицать.

– Как бульдозер для муравьёв?

– Верно.

– Ну, ладно, - воспользовался паузой не такой многословный, как одноклассники, Витя.
– Пусть я не понимаю, кто такой Бог и как он ... "устроен". Допустим, он есть. А какой смысл людям ходить в церковь? Разве там, в церкви, можно что-то понять...большее?

Мальчик, словно проверяя свои слова, придвинул носок ботинка ближе к муравейнику, чем вызвал маленькую панику на этом краю живого холмика.

– Пойдёмте, ребята, к вашим портфелям, а то на нас уже смотрят... А насчёт понимания, Витя...В церкви люди прежде всего понимают себя, смысл своей жизни...

– Я знаю смысл!
– возразила Таня.
– Надо жить в своё удовольствие, делать, что хочется!

– Точно!

Ребята разобрали сумки и ранцы, но не оставили новенькую учительницу, а по-прежнему пошли рядом с ней по широкой аллее, ведущей к центральной городской площади.

– ... В старые годы, - заговорила Наталья Александровна так, будто размышляла, а не обращалась к школьникам, - в церкви ходили почти все люди, а вот смысл и тогда понимали по-разному. Кто-то жил ради удовольствия, а кто-то... Видите тот памятник на площади?

– "Купцу Силантьеву, меценату и благотворителю..." - процитировала Таня.

– Умница... А вы знаете, что Силантьев дал половину денег на строительство храма? Того самого, где мы встретились. А ещё он построил за свой счёт две школы для детей из бедных семей и приют для бездомных. Кстати, все здания сохранились до сих пор.

– Подумаешь: памятник...
– возразил скептик Витя.
– Всё равно этот Силантьев помер, как и другие.

– Ему хоть памятник, а тебе и муравейник не поставят!

– А тебе что?!. Дохлую козявку?!

– Ребята, не начинайте... Вы, вроде, одна компания, а дразнитесь беспрерывно... Ты сказал: Силантьев всё равно помер, - учительница и школьники дошли до места на аллее, с которого в промежутках между деревьями лучше всего был виден мраморный бюст, стоящий посреди площади.
– Да, купец, конечно, умер, но ведь смерть бывает разной. Хотите, я покажу вам тех, кто жил в одно время с нашим знаменитым земляком? Кто

жил в своё удовольствие и не строил церквей и школ? Вообще, не делал ничего хорошего.

– А разве они сохранились?

– Покажите.

– А это страшно?!

Девушка подошла к бордюру, наклонилась, взяла маленькую горсть пыли и раскрыла перед детьми ставшую грязной ладонь:

– Вот они...

Смена караула

Свежий часовой заступил на пост. Периметр, по которому предстояло ходить, был ему незнаком и вызывал интерес. Любопытно было подняться на холм и узнать, что можно увидеть с его высоты, потом извилистой тропой сойти в низинку, которая скрывалась за высокими складами и с этого места не просматривалась.

Тот, кто привёл часового, торопливо ушёл, и солдат начал бодро отшагивать свои два часа. О том, что это очень долго, пока не думалось. Он насвистел задорную детскую песенку, а через пару минут, убедившись, что никто не услышит, ещё и запел. Свой голос показался молодому человеку вполне приличным, и он дважды повышал его, совсем перестав стесняться.

Через тропу, пробитую сотнями, а может, и тысячами ног, то и дело перемахивали кузнечики; что-то беззаботно шуршало слева и справа от двух ограждений с колючей проволокой, между которыми двигался часовой; яркое солнце приветливо слепило глаза парня, окатывая его нежным теплом. Силой молодости наполнялась душа, и хотелось по примеру жизнерадостных кузнечиков запрыгать-заскакать, а ещё лучше пробежаться. И часовой поддался желанию: когда тропинка пошла резко вверх, он взял автомат в руку, короткими прыжками одолел склон и остановился на маленьком вытоптанном пятачке.

Взгляд восхищённо побежал по широкой, впалой к центру долине, похожей на огромную разрисованную тарелку. Узкая речушка-трещина, угадываемая только благодаря змейке кустов, делила её на неравные половины. Ближайшая медленно поднималась к военным складам, всё гуще зарастая кустарником, и заканчивалась липовым лесом, поверх которого в эти минуты рассматривал окрестности солдат. Дальняя привлекала больше. Она была абсолютно ровной, покрытой прямоугольниками полей, за которыми красиво белели две деревни. Та, что справа, была небольшой, домов в сто-сто пятьдесят, и взгляду открывалась полностью. Другая - строениями и главной асфальтированной улицей - переходила за горизонт, край "тарелки". По занятой ею площади можно было судить, что она раз в пять крупнее соседки.