Музыканты взяли паузу и тут же заиграли громче. Внесли выпеченного теленка и водрузили на специальный столик. Ерзанье, восхищенные шепотки.

– Право разрезать получит лучший ритор. Слово во здравие прекрасных эсм и хозяйки Серебряного Двора!
– объявил Брайт открытие состязаний.

По скучающей роже амольсунартия понятно, он не участник. Другие, впрочем, тоже. Высокое Место в полном составе выступало в качестве судий.

Надеюсь, из башмака пить не заставят?
– почувствовал подвох Колин, содрогаясь от одной мысли вкусить душистого настоя. Вдруг чулок у гранды и взаправду дырявый.

Поднимались мужчины, говорили длинные вычурности. О красоте. Не акцентируясь на деталях. О доброте. Опять же избегая подробностей. О щедрости. Хитрили, пряча нескромные фантазии за недомолвками. Редко совершали отсылки к уму. Тут все понятно и безрадостно. Вдохновлялись счастьем видеть, слышать, дышать. Горько сетовали несчастью не видеть, не слышать и соответственно, задыхаться. Некоторые словоохотливые опускались до стихов.

Любимая в блеске своей красоты

Языческой фрески прекраснее ты.

С тобой забываю сокровища рая,

Эдемского края плоды и цветы!*

Праздность и безделье известные первопричины греховности мыслей. По мнению унгрийца, слава богу никому не высказанному, застолье зациклилось, теряя последние крохи того малого очарование, что имело. По-хорошему, требовалось смещение акцентов. Предосудительная фальшивая нота в раз и навсегда выверенном звукоряде. Сквозняк, задувающий свечи, но привносящий свежий воздух. Соленое словцо, в унылом переборе благопристойностей. Поднять настроение и взбодрить присутствующих. Ему было с чем сравнивать. На сколько веселее проходила встреча в портовом ,,Лужке, и насколько разительно она отличалось от происходящего в унылой трапезной Серебряного Дворца.

...Неповоротливый, до безобразия жирный монастырский келарь, огромным айсбергом протаранил разношерстную публику и вступил в круг. Развел руки - разойдись народ! Притопнул ногой, сотрясая пол, стены и покачнув потолочный хилый светильник. Оборванцы-музыканты: бубен, скрипка и дудка, отреагировали сразу, не дожидаясь особого приглашения. Грянул кошачий хор.

Под безумный аккомпанемент келарь пританцовывая, зарычал:

Я взял жену и вот беда,

Я обнаружил в спальне...

К монаху, дергая плечиками и покачивая широкими бедрами, пристроилась одна из местных лебедушек. Глаза горят, огромной груди тесно и томно за свободной шнуровкой платья.

Певец и танцовщица потерлись лопатками. Келарь добавил голосу мощи, буквально оглушил публику.

...Что без волос её манда

И это так печально!

Кабацкая лебедица резким вращением подняла подол кверху, почти до пояса. Зал в восхищении завыл, засвистел, заулюлюкал. Кто-то пригнулся поглядеть, так ли? Голо!!!!!!

Келарь продолжал топотить и басить....

...Как я еб*ться не начну,

Входя в образ, задвигал пузом вперед-назад, доводя зрителей до исступления. Его партнерша ухватила конец его кушака и вздернула к плечу. В хохоте понятливых зрителей восторженный визг - куда такой?!!

...Так грусть владеет мною.

Ведь надо же иметь жену...

Подружка подыграла монаху. Подол вверх, нога высоко на стол, сбивая посуду. Смотрите!

...С обритою мандою!

Одобрительный рев вырвался за стены ,,Лужка, поднимая и вводя в безумство всех собак округи. Вот где праздник! Если не стесняться, что за тем столом сидел сам...

Сколько не перебирал Колин, но способных учудить, не подобное, но отдаленно напоминающее, в Серебряном Дворце не находил.

Мы конченные трусы!
– покаялся унгриец за избитости местных льстецов.

А праздные и красивые фразы, сыпались, и сыпались, и сыпались, что мука из-под мельничных жерновов. Вызывая у прекрасной половины снисходительные улыбки и жидкие хлопки одобрения. Сказать правильно - сказать скучно.

– ....Если в рай после смерти меня поведут без тебя, я закрою глаза что бы светлого рая не видеть!
– закончил Кэй аф Ур. Начало его тирады никто не запомнил. Баронет походил на проглотившего жбан меда и заевшего горстью сахара. Не сладко - приторно.

Юного Ура признали победителем и подали нож, который он отважно вонзил в бок выпеченного из теста животного. Струя вина циркнула на одежду. Весело всем. Даже невеселым. Закон застолья - не сидеть с постной рожей, жратва скиснет.

– Очевидно, вы не охотник, - изрек Гаус оторопевшему бедняге.