Шрифт:
Капланов знал, что Арсеньев проявлял особый интерес к тигру.
«Я расспрашивал о тайге и ее четвероногих обитателях, — писал известный путешественник. — Больше всего меня интересовал тигр. Он казался мне каким-то особенным существом, и я начинал его почти так же боготворить, как и амурские туземцы».
В те времена тигр в тайге не был редкостью. Известно, что в первые годы существования Владивостока были случаи нападения тигров на лошадей. До сих пор в городе сохранилось название «Тигровая сопка». И на гербе Владивостока был изображен тигр…
Что же надо делать сейчас? Прежде всего остановить отлов тигрят. Поголовье тигров почти не росло, взрослых тигров отстреливали, молодняк вылавливали для зоопарков. Капланов обратился с письмом в ряд научных и общественных организаций, прося поддержки в установлении запрета на отлов и отстрел тигров. Но пока что время шло, а тигров все убивали.
«Нет, не может быть такого, — писал Капланов приятелю, — чтобы в нашей стране исчезли последние редкие звери. Они должны сохраниться. Люди будущих поколений еще станут любоваться могучим красавцем — уссурийским тигром, которого полудикие племена совсем недавно считали своим божеством».
Тигр был украшением природы. Бороться за него — значило защищать природу. И Капланов знал: он не успокоится до тех пор, пока не добьется узаконения всех необходимых мер по охране и восстановлению этого редкого, дивного зверя.
Глава десятая
ЛЕТО НА ФАТЕ
В середине апреля Капланов выехал на реку Фату. Здесь он должен был провести наблюдения за изюбрами. Уже в начале мая на скалах, над рекой, зацвел рододендрон даурский, лиственница стала распускать хвою, а долина и склоны сопок покрывались зеленой дымкой от пробуждающейся листвы деревьев.
В один из майских дней Капланов поднялся на главный хребет.
Воздух был прозрачен, сопки проглядывались далеко. К западу, в верховьях Колумбэ, виднелся снежный покров. Но на восточном склоне, вплоть до побережья, весна шла полным ходом. От цветущего рододендрона сопки местами казались лиловыми. Кое-где зацвела черемуха, на скалах зажелтели японские маки. Капланов, вглядываясь в синеющие дали, полной грудью вдыхал напоенный весенними запахами воздух. Он чувствовал какой-то особый подъем сил и в то же время глубокое успокоение.
Нередко в такие минуты он вспоминал слова Пржевальского: «Сколько раз завидовал пролетавшему в это время мимо меня грифу, который может подняться еще выше и созерцать панорамы еще более величественные. Лучше делается человек в такие минуты! Словно поднявшись ввысь, он отрекается от своих мелких помыслов и страстей. Могу сказать, кто не бывал в высоких горах, тот не знает грандиозных красот природы!..»
Капланов, окидывая взглядом бесконечное сплетение сопок, думал о красоте и своеобразии этой горной страны. Борьба стихий, которая разыгрывалась здесь, — воздушных течений, несущих из глубины Сибири зимние стужи и летний зной, а со стороны Тихого океана — влажное морское дыхание с туманами и дождями — во многом объясняла особенности природы края. Сухой горняк, дующий с материка, воевал с насыщенным влагой муссоном, и то один, то другой с определенным постоянством одерживал верх. Муссоны всегда побеждали летом, умеряя в сопках жару и нагоняя свирепые грозы и страшные ливни, от которых вздувались и выходили из берегов горные реки, а наводнения нередко охватывали огромные площади.
Заповедник лежал по среднему Сихотэ-Алиню, и здесь можно было наблюдать все разнообразие растительного и животного мира края, словно специально собранное в этом месте. Такие резкие контрасты в природе уже не встречались ни к югу, ни к северу от заповедника. Смещение северных и южных форм здесь бросалось в глаза чуть ли не на каждом шагу.
И хотя теперь Капланову уже не казались удивительными слова Пржевальского, что «охотничья собака отыскивает вам медведя и соболя, но тут же рядом можно встретить и тигра, не уступающего по величине и силе обитателю джунглей Бенгалии», — он не переставал находить для себя что-то новое в уссурийской тайге.
Он все больше привязывался к этому краю. Он уже знал, что сохранить для будущих поколений изумляющую красоту дальневосточной земли можно именно здесь, в заповеднике. Ведь заповедники создавались навечно для того, чтобы люди коммунистического общества увидели нетронутые богатства природы во всем их великолепии. А какая это была огромная радость — открывать тайны природы, которые она глубоко и упорно прятала, и тем самым отдавать до конца все свои силы народу.
Теперь он понял, почему заболоченная тайга Васюганья, где нет и намека на роскошь и разнообразие уссурийских лесов, казалась ему в свое время лучшим местом в мире. Ведь и то и другое было Родиной, и человек, глубоко познавая свою страну, не мог не полюбить каждый ее уголок.
И как же эта обширная родная земля в тайге, болотах, степях, горах была ему дорога!
С хребта он спускался в долину сумерками. В тайге однообразно, монотонно — «кух-кух, кух-кух» — кричали иглоногие совы. В воздухе над полянами слышался резкий свистящий звук. Это вибрировали крылья даурских бекасов: они стремительно падали вниз, а потом круто взмывали вверх. Местами на большой высоте еще продолжали тянуть вальдшнепы. Иногда с мелодичным звонким свистом пролетали кулики-кроншнепы.
В долинных лесах птичий гомон уже затихал, хотя тайгу все еще оглашали посвисты и цоканье дроздов.