— Пошли, пошли, Александр Македонский! Я тебе ракушки красивые покажу.

Он за руку вытянул Николу наверх. Там взад и вперёд расстроенно ходил Алик.

— Тоже мне устроили детский сад, — ворчал он. — Ты от него, Тишка, не отходи…

— Да я и так уж его за руку держу.

— Вот и держи.

Алик глянул вниз, под обрыв: батюшки светы, а эти-то лоботрясы опять улеглись. Еле сдерживая раздражение в голосе, он тихо позвал:

— Ребята, пора плот строить…

Митька только теперь, когда коснулось дела, понял, какую оплошность они допустили, отправляясь на Кереть с пилой-ножовкой. Ножовка хороша доски пилить, а как с нею подступишься к дереву? Скыр-скыр-скыр — и застряла. Полотно-то у неё короче, чем диаметр ствола. Хорошо, будешь тонкие деревца подбирать, но какой из них плот? Он одного человека не выдержит, а им как минимум двоим надо плавать: один станет плотом управлять, другой — выцеливать на дне реки раковины. Конечно, идеальный-то вариант брать, и третий человек не помешал бы: на быстрине одному с плотом не управиться — это раз; а второе — кто раковины станет вскрывать? Ведь если тот же, кто ловит, то какова производительность будет? В час по чайной ложке?

Митька нашёл на взгорке трухлявую берёзу, выпилил из неё рукав метра на полтора длиной, из которого предстояло изготовить трубу для выцеливания раковин. Так, пока пилил, трухлявую-то, в которую нож и то как в масло идёт, семь потов согнал.

Алик, увидев такое дело, затосковал:

— Не успеем плота сколотить.

А Митьке давно уж ясно, что не успеем.

Алик походил вокруг трухлявой берёзы, посмотрел, как Митька выбивает из её нутра сгнившую мякоть, чтобы сделать трубу, и неожиданно заявил:

— Ты, Дмитрий, специально такую пилу взял.

Митька даже поперхнулся:

— Как это специально?

— А чтобы твой верх был.

О чём он о таком говорит? О каком верхе?

— Ты сразу утверждал, что в Керети нету жемчуга, — пояснил ледяным голосом Алик. — Вот и хочешь доказать свою правоту…

У Митьки сделалось сухо во рту:

— Ты, Алик, всерьёз?

— Как видишь, мне не до шуток. — Алик повернулся, чтобы уйти к реке.

Это Митьку и отрезвило:

— Ну, всерьёз, так делай всё сам. Я поеду домой.

Алик затоптался на месте. Видно, понял, чем ему это грозит, и переломил себя:

— Извини меня, Дмитрий. Я не в духе. — Он всё же за каким-то лядом потащился к реке, подняв над травой топор. Вот так переплывают реку, держа над собой кузовок с бельём.

Митька не знал, то ли ему продолжать выдалбливать трухлю из берёзового рукава, то ли это уже никому и не нужно.

— Трубу-то делать? — крикнул он Алику, но без вызова.

— Делать, конечно, — натянуто-бодрым голосом отозвался тот.

«Ну, и чёрт с тобой, пышкай, как ёж, — решил Митька не обращать внимания на выходки Алика. — Он, видите ли, не в духе. Мог бы о пиле-то и сам побеспокоиться, а то ходит — руки в карманах, будто и дело не его».

Митька не взял пилу с двумя ручками по простой причине: её к коляске не приспособишь. И честно говоря, он не уяснил для себя в полном охвате тот объём работы, который им предстояло выполнить. У него лично настрой всё-таки был на разведку. Думал: ну посмотрим; если Алика книги не подвели, то не один же день им на речке валандаться, тогда и шалаш для жилья строить придётся, а может, и землянку рыть, — одним словом, дело покажет, какой инструмент нести. Не рассчитывал Митька, что они сразу на плот взгромоздятся.

Конечно, если у Алика намерение было твёрдое — ловить с плота, — так кто ему мешал обернуть полотно пилы каким-нибудь старым одеяльцем, чтобы в лесу о неё не пораниться, и привязать, как мешок, за спиной. Так нет, он поинтересовался у Митьки, чего тот взял, и ещё похвалил за хозяйственность, а сам пошёл налегке, как на прогулку.

Митька и в самом деле не очень верил в то, что на Керети водится жемчуг. Сколько лет люди ездили туда сенокосить, и никому не подфартило разбогатеть. Конечно, никому и в голову не придёт ковыряться в раковинах, смотреть, чем набито у них нутро.

Но в то же время Аликовы книги утверждали, что в стародавние годы на Керети промышляли жемчуг. Неужели уж в памяти у стариков ничего не сохранилось из рассказов своих отцов и дедов о той завидной поре? Ведь не могло же быть так, что отцы ловили, а сыновья вдруг бросили. И не только бросили, а даже забыли о том, чем занимались родители. Не бывает же так. Вот испокон веку сеют в Полежаеве лён — так и сейчас он в почёте. Как и раньше, нынешние ребятишки ходят в лес за грибами — и ведь не собственным опытом проверяют, а из далёких веков пришло, никого не собьёшь с толку: вот эта синенькая, на тонюсенькой ножке красавица — поганка, а вот этот невзрачный толстячок с неприятно осклизлой шляпкой — валуй, его можно солить. О валуе помнят, а про жемчуг забыли. Да не бывает же так! Жемчуг есть жемчуг! Сколько о нём сказок да легенд всяких сложено! А о валуе нет ничего. И его помнят!