Хурдек и-Бухари, лучший специалист в обращении с любым видом лука на всём пространстве между реками Сыр и Аму, лично отобрал из числа согнанных на площадь перед соборной мечетью юношей тех, из кого можно было в течение нескольких дней сделать хотя бы отдалённое подобие стрелка.

Теперь о том исключении, которое было сделано при возведении завалов. Это была самая широкая и самая прямая улица, по которой проще всего можно было добраться к центру города: к базару, мечети, дворцу правителя и цитадели.

В чём была суть предложенного Хурдеком и-Бухари плана? Он собирался впустить чагатаев в город, дать им возможность добраться до центра и наводнить своей конницей искусственное ущелье, и только потом неожиданно ударить.

— Откуда ударить? — поинтересовался Маулана Задэ, в части военных изобретений сильно уступавший своему другу.

— Так же, как мы собирались это делать на всех прочих улицах, — с крыш. Только здесь будет не по два человека в каждом дворе, и не обязательно лучники, а все, кого удастся собрать. Надо заблаговременно разжечь все очаги в домах, прилегающих к центральной улице.

— А это зачем?

— Надо велеть водоносам, чтобы они не орошали эту улицу, пусть она будет сухой, как раскалённая жаровня.

Маулана Задэ не стал спрашивать, почему надо сделать именно так, он молчал в ожидании того, что великий лучник сам всё ему объяснит. Но объяснил не Хурдек и-Бухари, а Абу Бекр:

— Когда пыль на улице высохнет и раскалится подобно песку пустыни, мы рассыпем хлопок.

— Хлопок?

— Да! — самодовольно просиял гигант, глава самаркандских трепальщиков. Ему было приятно, что он хотя бы в чём-то утёр нос Маулана Задэ, самому умному, тому, от кого всегда исходили все главные замыслы и выдумки.

— Пожалуй, что я вас понимаю... — прищурил свои злые, пронизывающие глаза бывший богослов.

— Мы рассыпем хлопок, много, очень много, весь, который найдём в Самарканде... и когда они войдут, мы начнём швырять горящие угли, факелы, пылающую ветошь им на головы и под копыта их коней...

— Да, Абу Бекр, да.

Хурдек и-Бухари подхватил тему:

— Кони их обезумеют, строй сломается, они уже не смогут сопротивляться, если даже у них и возникнет мысль о сопротивлении. И тут я отдам приказ лучникам...

Маулана Задэ вскочил со своего места, яростно сжав кулаки. До него дошла вся адская изобретательность этого плана.

— Ильяс-Ходжа победил Хуссейна и Тимура при помощи воды, мы победим Ильяс-Ходжу при помощи огня. Но...

Хурдек и-Бухари и Абу Бекр вопросительно посмотрели на своего друга.

— А почему вы думаете, что Ильяс-Ходжа запросто, как кролик, поскачет в нашу ловушку, не захочет ли он для начала послать лазутчиков?

Великий лучник отрицательно покачал головой:

— Ильяс-Ходжа, может быть, и силён, как показала битва с эмирами, но никто не скажет, что он мудр. Он горяч и мстителен. Он ненавидит Самарканд и знает при этом, что город не укреплён. Совсем.

Маулана Задэ сам продолжил речь Хурдека и-Бухари, как бы отвечая на свой собственный вопрос:

— Кроме того, воины его изголодались по добыче. После битвы в грязи ему ничем не удалось их вознаградить, эмиры ушли от него со всеми своими обозами.

— Ты правильно говоришь.

— Не станет великий победитель Хуссейна и Тимура — а он наверняка считает себя великим — натягивать поводья в виду незащищённого, набитого товаром Самарканда.

— В этом году в Самарканде много хлопка, — улыбнулся A6у Бекр.

Тимур погладил сначала Джехангира, потом Омара. Мальчики стояли перед ним навытяжку, и в глазах их читалась робость, смешанная с волнением. Сыновья Айгюль Гюзель заметно подросли за то время, что не виделись с отцом, и теперь были ближе к юношам, чем к детям по своему виду. Да и то сказать, растущие в степных кочевьях взрослеют раньше, раньше наливаются силой и обретают ловкость, необходимую на охоте, чем их городские сверстники. Тимур сам в четыре года сидел на коне, в семь лет убил первое животное, а в двенадцать — первого человека.

Эмир повернулся к Тунг-багатуру, прибывшему вместе с мальчиками, и спросил:

— Что это у них на лицах?

— Укусы паразитов. Их было полно в этой прелой соломе, и я ничего...

— А моя жена, она не спешит меня увидеть?

Тунг-багатур сдержанно покашлял.

— Она смущена, хазрет... Эти кровососущие искусали её ещё хуже, чем твоих сыновей.

— Расскажи мне подробнее, в чём дело, откуда взялись эти паразиты. Неужели моя жена и мои дети жили в какой-то выгребной яме?