И в эту минуту базар потряс высокий женский вопль:

— Племянничек, родный! Никак, с войны целый вернулся! — И тётка Глафира, заявившаяся закупить своим мужикам рыбки на уху, уже сжимала Романа в железных родственных объятиях. Ежели Дотоле Роман, по чести говоря, ещё колебался, идти ль ему к тётушке, так ловко, после кончины деда Изота, выставившей их с братом, сирот, с наследственного подворья, то теперь все сомнения отпали.

— Какая ни есть, а всё родня! — Он махнул рукой и, приказав рекрутам сторожить лодку, поправил офицерский шарф и бодро зашагал рядом с тёткой. А та горделиво оглядывалась и сообщала всем встречным уличанским кумушкам, что нынче вернулся Ромка, её племяш, и вернулся не простым солдатом, а в офицерском чине-звании.

Кирилыч маршировал сзади. Тётка было оглянулась на него сердито (само собой, она признала в этом здоровенном краснорожем ёрнике бывшего подручного деда Изота), но, увидев двух здоровенных судаков в лапищах вахмистра, милостиво кивнула и даже предоставила для рыбы добрый мешок.

За обеденным столом до позднего вечера засиделись. Из кузни к обеду заявился муж тётки Глафиры Евдоким с двумя старшими сыновьями.

— Ну и молодцы у тебя вымахали — нашему Никитке по росту да стати не уступят! — восхитился Роман, принявший уже наливочки домашнего изготовления.

— Хоть сейчас в гренадеры записывай! — усмехнулся Кирилыч.

— Ты что, седой чёрт! — запричитала тётка. — И так, говорят, по Новгороду офицер с целой командой шастает. Кудрявым юношам лбы бреет и в солдатчину верстает!

— Так я и есть тот офицер! — Роман откинулся на спинку и глянул на тётку с важностью.

— А я из его команды! — покрутил Кирилыч длинный ус, который он отпустил на запорожский манер.

Тётка ахнула. «Вот назвала иродов на свою душу! — можно было прочитать на её лице.

Роман рассмеялся:

— Да ты не боись, тётка Глаша! Твоё счастие, отослал я уже рекрут в войска, так что ныне не возьму твоих соколов! Пусть и дале помогают Евдокиму кузнечные меха раздувать — дело в наш век нужное!

— И впрямь ныне по большому тракту, как стал Питербурх строиться, народу едет видимо-невидимо! И офицеры, и купцы, и приказные! И многим во мне нужда: кому коня подковать, кому дормез дорожный поправить. Так что без работы не сидим и помощники мне всегда нужны! — прогудел Евдоким. — А мои ребятки, хоть и грех отцу их нахваливать, сами скоро добрыми мастерами станут! Ванюха эвон как ловко железо на колёса ставит, а Василий, тот и пистоль аль ружьё починить может! — От гордости за старших сынов дядька Евдоким так и светился. И, обернувшись к жене, грозно приказал: — А ну, баба, хватит языком воду молоть — мечи на стол что ни есть самого доброго!

— Вот это по-нашему, кузня! — дружелюбно хлопнул Кирилыч по широкой спине кузнеца. С Евдокимом они ещё сверстниками голубей гоняли да за яблоками в чужие сады лазили. Вместе и за Глашкой бегали, да только та девка сметливая, враз разглядела, что Кирилыч хоть и купецкий сын, а лишь остатки отцовского наследства по кабакам проматывает, а Евдоким в кузне своё счастие куёт.

Глафира меж тем поняла, что грозу пронесло, никто за её сынами не гонится, и проворно заметалась меж кухней и погребом. Помогали ей голенастая шестилетняя девчонка и десятилетний белоголовый паренёк.

«Да, никак, это младшие у Евдокии — Марьянка да Алексашка!» — подумал Роман.

Евдоким перехватил его взгляд и пробасил не без гордости:

— Мой младший-то в гошпитале, что наш Иов открыл, у немца-лекаря науку уже проходит. Ты с ним и по-немецки поболтать можешь — знает!

Роман тут же учинил экзамен и убедился, что мальчонка и впрямь не только понимает немецкий, но и разбирает иные латинские надписи.

— То добре, ведь латынь для медицины — первейшая грамота! — порадовался Роман за мальчонку. И, перехватив радостный и благодарный взгляд Алексашки, поворотил белокурые волосы на голове, рассмеялся: — А ведь сей малец, тётка Глафира, вылитый наш Никитка!

— И точно, подрастёт — и точь-в-точь второй Никитка! — оторвался от поросёнка, набитого гречневой кашей, Кирилыч.

— А где он сейчас, наш Никитка, обретается? — спросил Евдоким, разливая дорогим гостям пахучую анисовую.

— В последний раз я встречал его в корчме на большой бреславской дороге! И поспешал наш Никитка в дальние страны! — Роман покрутил чёрный ус и стал рассказывать о схватке в корчме, где он нежданно-негаданно выручил старшего брата. Марьянка, обносившая дорогих гостей квасом, даже рот раскрыла, слушая о сказочных подвигах своего родича.

— Закрой рот, ворона залетит! — Кирилыч, раскуривший трубку, дунул табаком.

Девчонка закашлялась до слёз.

— Вышел бы во двор зелье-то курить! — напустилась на своего незадачливого бывшего женишка осмелевшая тётка Глафира.

— Вышел бы я с тобой, баба, во двор, да муженёк у тебя под боком! — благодушно ответствовал Кирилыч.

Так под мирную, совсем родственную перебранку и завершилась семейная встреча.

А на набережной Романа и его вахмистра ожидал нечаянный случай: Тимохи в лодке не было — за вёслами одиноко сидел один Пров.