Конечно, всякая поездка предопределяла работу, но я был молод, напорист, тщеславен, настырен и ничего не боялся. Классик, наверное, про меня сказал, что в моём щекотливом положении я ничего не теряю, кроме своих цепей. Потому что я был лётчиком и по своему социальному положению относился к рабочим, пролетариям то есть. Не то, что штурманы – интеллигенция, которая тяжелее навигационной линейки в руках ничего не держала.

Кстати, вы знаете, кто был самым первым штурманом в нашей стране? Матрос партизан Железняк. Об этом даже в песне поётся: « Он шёл на Одессу, а вышел к Херсону…».Шучу, конечно. Настоящий штурман никогда не заблудится.

Иногда материалы удавались, и меня хвалили. И я был счастлив и горд и приглашал друзей на символическую стопку коньяка, и обязательно с лимончиком. Но в основном критиковали в хвост и в гриву. Сначала я не на шутку обижался, считал её предвзятой, однако ко всему привыкаешь, и я придумал для себя легенду, что это – одна из форм обучения. Теперь – то мне понятно, что даже самая коротенькая планёрка – квинтэссенция творческого образования.

В Управление Воздушной армии неожиданно нагрянули гости – космонавт Павел Романович Попович вместе со своей очаровательной женой Мариной. Я во все глаза рассматривал человека, который каких – то четыре месяца назад был известен нескольким десяткам людей, и в мгновение ока стал славой и гордостью своего Отечества. Он летал на корабле «Восток – 4» одновременно с полётом космического корабля «Восток – 3» и совершил первый в истории освоения космоса групповой многосуточный полёт. Это был солдат удачи, балансирующий, как на лезвие бритвы, между жизнью и бессмертием, для которого риск так же привычен, как необходимость дышать.

В принципе, каждый лётчик рискует, поднимая самолёт в воздух. Но на фоне тысяч успешных полётов какая – то толика катастроф терялась, как иголка в стоге сена. И лётчики перестали думать об опасностях своей профессии. Обыкновенная работа, не более того. Другое дело – что – то новое, незнакомое, неизведанное. Заманчивое и влекущее, как вечный зов жизни.

Людям свойственно любопытство. И заборы существуют для того, чтобы заглянуть в щель и посмотреть, что за ними находится.

Я был шокирован, когда узнал, что жена Павла по профессии лётчик – испытатель. В этой хрупкой на вид красавице ни на йоту не чувствовалось мужского начала. И я, как ни старался, никак не мог представить её в противоперегрузочном костюме и шлемофоне с ларингофонами.

Но так было. И мне подумалось, что в утверждении семейных отношений совпадения увлечений жены и мужа углубляют гармонию чувств.

После оживлённой беседы мы сфотографировались на память, и я впервые в жизни получил автограф от знаменитого человека.

Жить у реки и не искупаться – абсурд. Так я рассуждал, оценивая наши возможности в приобщении к культуре Ленинграда. Город – музей, город – легенда, город прошлого и будущего, он был и остаётся историей русского народа, гордостью и величием Отечества. Пока я осваивал пригородную зону Северной Пальмиры, Светлана использовала свободное время для посещения музеев, театров и кино. Сын уже заметно подрос и с удовольствием ходил на дневные спектакли в театр юного зрителя, любил гулять по городу и терпеть не мог художественных салонов. Я мечтал попасть в Мариинский, знаменитый на весь мир театр, но одному идти было неудобно, а вместе с женой не получалось – оставить Серёжу на целый вечер без присмотра было рискованно.

В угоду маленькому диктатору каждое воскресенье мы выбирались на детские утренники, и иногда отправлялись на экскурсии. Ближе к лету нам посчастливилось побывать в Петергофе, и я впервые увидел фонтанное великолепие этого райского уголка. Мы были в восторге от монумента «Самсон, разрывающий пасть льва», установленный два с лишним века назад в память о Полтавской битве. Фонтаны «Волхов» и «Нева», «Нимфа» и «Данаида», «Адам» и «Ева», водомёты Монплезирского сада возникали перед нами, словно фрагменты сказок из «Тысячи и одной ночи», и, покорённые ими, мы долго не находили в себе сил, чтобы оторваться от созерцания этого чуда.

Дети любят воду, и Серёжа с явным удовольствием шлёпал ладошками по лужицам, скопившимся на парапете вокруг фонтанов. Но более всего ему понравились игры с фонтанами – шутихами. Он заливался восторженным смехом, когда совершенно неожиданно на нас брызгало с дерева, и как другие, нажимал ножкой на булыжники, выискивая тот, ключевой, который приводил в действие систему орошения. На самом деле, его не было. Сидел служитель где – то в укромном месте и открывал воду по своему усмотрению. Но тогда об этом мы не знали, и искренне верили, что тайный камень – выключатель существует.

К сожалению, посетителей во дворец не пускали, но мы купили буклеты и были шокированы роскошью его внутренних помещений, отснятых на цветную плёнку.

Мы провели в Петродворце почти целый день, а при возвращении в город разговорились с англичанами, и один из них, сухой как жердь верзила, сфотографировал нас диковинным аппаратом и тут же вручил фотографию на память. На берегу вдруг возник ниоткуда поджаристый парень с бесстрастным лицом, представился работником КГБ и попросил показать снимок. Долго его рассматривал, выискивая криминал, разочарованно вернул и исчез в никуда.

Невероятно, но факт, что в музей антропологии, где демонстрируются физиологические аномалии человека и животных, всегда присутствует приличная очередь. Я в этом не раз убеждался, проходя мимо в университет. Подозреваю, что и мужчинам, и слабому полу интересно было посмотреть не на телёнка с двумя головами, а на тот самый знаменитый голландский член, что заспиртован по указу Екатерины Великой. В память о никчемности заморских мужиков. Я, конечно, сводил в музей Светлану, но ничем её не удивил. Зоотехникам и не такие картинки знакомы. Она рассказывала мне, что при прохождении практики ей приходилось случать жеребцов с кобылами и направлять конец осеменителя, куда следует.